Записки еврея

 При одномъ подобномъ исполненіи рѣшенія, я былъ пойманъ на мѣстѣ неправильнаго дѣйствія моей строго-религіозной половиной. Въ спальнѣ моей тещи, на кровати, былъ разсыпанъ для просушки отсырѣвшій горохъ. Забравшись туда и увѣрившись, что за мною никто не подсматриваетъ, я жадно захватилъ цѣлую пригоршню зуболомнаго продукта и набилъ имъ ротъ. Въ этотъ злополучный моментъ быстро растворилась дверь и на порогѣ показалась Хайка.

 -- Что ты тутъ дѣлаешь, Сруликъ?

 Я что-то промычалъ, повернувшись спиной къ вопрошающей. Туго набитый ротъ не позволялъ мнѣ произнести ни единаго слога.

 -- Что съ тобою? встревожилась моя Хайва, подбѣжавъ во мнѣ и заглянувъ прямо въ лицо. Я, какъ полагать должно, ужасно гримасничалъ, стараясь въ эту минуту проглотить горохъ, а слѣдствіемъ моей торопливости было то, что я поперхнулся и страшно закашлялся, причемъ часть гороха, запрятаннаго за щеками, выскочила на свѣтъ божій и выдала мой смертный грѣхъ.

 Нѣсколько горошинъ стрѣльнуло въ Хайку и ранило ея религіозное чувство въ самое сердце. Она ахнула и всплеснула руками.

 -- Хорошо! Славно! Чудесно... Ахъ, я несчастная!.. И это мой мужъ!

 Я управился уже съ проклятымъ горохомъ, но сконфуженный продолжалъ безмолвствовать.

 -- Такъ ты -- вотъ какой! Такъ у тебя, значитъ, и Бога нѣтъ? вскричала моя озлобленная жена.

 -- Пожалуйста не горлань, а то сбѣгутся всѣ, какъ на пожаръ.

 -- Пусть всѣ сбѣгутся, я этого и хочу; пусть всѣ увидятъ, какая я несчастная, какъ загубилъ ты мой вѣкъ.

 -- Ужъ и загубилъ! Чѣмъ я это загубилъ, не горохомъ ли?

 -- Смотри пожалуйста, онъ еще смѣется, шутить, еретикъ какой!

 Хайка подняла гвалтъ и ревъ такой, что сбѣжалась вся семья. Съ счастію, тесть куда-то завалился спать. Теща прибѣжала первая, переполошенная и встревоженная.

 -- Ради самаго Бога, что тутъ такое происходитъ?

 Я угрюмо молчалъ, Хайка рыдала. Наконецъ, послѣ настоятельнаго требованія нѣжной матери о разъясненіи дѣла, возмущенная дочка спустила со своры свой язычокъ. На меня посыпалась самая площадная брань, перемѣшанная упреками и тяжкими обвиненіями.

 -- Съ кѣмъ связали вы мою жизнь? перенесла Хайка свои упреки на мать.

 -- Посмотри ты на него, на этого еретика, на этого будущаго ренегата. Лучше ты отдала бы меня портному, водовозу, но не такому.

 Я выбѣжалъ. Желчь подступала въ горлу и душила меня. Я ушелъ въ свою келью. Три часа къ ряду я, какъ дикій звѣрь, метался изъ угла въ уголъ. Уставши и успокоившись нѣсколько, я повалился на кровать и заснулъ глубокимъ сномъ.

 Стемнѣло уже, когда служанка растолкала меня, чтобы звать къ ужину.

 -- Я не голоденъ. Пусть безъ меня ужинаютъ.

 Чрезъ нѣсколько минутъ, явилась теща своей особой.

 -- Перестань дурачиться, Сруликъ. Иди ужинать.

 -- Отдайте мою порцію своей милой дочечкѣ. Она строго попостилась, а я нѣтъ; пусть же она жретъ за двоихъ.

 -- Какъ тебѣ не стыдно! Вѣдь Хайка кругомъ права, а ты виноватъ. Я уже молчу о моей личной обидѣ.

 -- Я виноватъ, а Хайка права, ну и накормите же вашу святую, въ награду.

 Ни просьбы, ни увѣщанія, ни резоны не подѣйствовали на меня. Я не пошелъ.

 Чрезъ четверть часа прибѣжалъ запыхавшійся тесть, съ тарелкой супа и съ ломтемъ хлѣба.

 -- Бѣдный, ты боленъ? Ну, ничего, это, вѣроятно, послѣ поста. Божій постъ никому повредить не можетъ. Доктора, для здоровья даже велятъ какъ можно чаще поститься. Скушай же супцу, дитя мое!

 Ясно, отъ него скрыли мое преступленіе. Добрякъ меня такъ долго и искренно упрашивалъ, что я уничтожилъ мигомъ и супъ, и хлѣбъ. Аппетитъ мой потребовалъ еще чего нибудь, посущественнѣе, но я осилилъ его и остался вѣренъ своей роли паціента.

 Хайка пришла. Я ни разу не посмотрѣлъ на нее. Я перебрался въ другую клѣть и устроился тамъ на ночь. Она не протестовала. Нѣсколько дней мы жили врозь, не перекликнувшись ни однимъ словомъ. Попала коса на камень. Съ большими трудами тещѣ удалось примирить насъ. Теща, видимо, благоволила ко мнѣ. Мое упорство и симптомы твердаго характера ей очень нравились; именно этого недоставало у ея недоконченнаго мужа. Она, для будущей пользы своей дочери, боялась высказаться на этотъ счетъ, но я замѣтилъ это по ея глазамъ и довольнымъ улыбкамъ.

 Удивительно, какъ свобода благодѣтельно дѣйствуетъ на человѣка! Съ тѣхъ поръ, какъ я вышелъ изъ-подъ угнетающей опеки моихъ родителей и наставниковъ, я разомъ почувствовалъ твердую почву подъ ногами, и на этой почвѣ, балансируя какъ неопытный ребенокъ, старался найти центръ собственной тяжести и крѣпко держаться на ногахъ.