Записки еврея

 Когда меня пригласили къ ужину, я, признаюсь, нѣсколько поколебался. Еще ни разу я не пробовалъ пищи, приготовленной не еврейскою, каширною кухнею. Я очень трезво смотрѣлъ на этотъ предметъ, сознавалъ всю нелѣпость подраздѣленій пищи, былъ убѣжденъ, что всякая свѣжая и питательная пища одинаково угодна Боту, но привычка сильнѣе всякихъ убѣжденій. Мнѣ казалось, что говядина, невымоченная и невысоленная по еврейскому закону {Употребленіе въ пищу крови запрещено Моисеемъ; поэтому, евреи обязаны вымачивать и тщательно высаливать говядину къ сыромъ видѣ. А евреевъ не переставали обвивать въ употребленіи въ пищу крови, да еще человѣческой!}, что цыпленокъ, зажаренный не на жирѣ, а на сливочномъ маслѣ {Моисей, желая искоренитъ всѣ языческіе обычаи, привившіеся къ евреямъ во времена египетскаго рабства, запретилъ, между прочимъ, "варить козленка въ молокѣ его матери". Подобное блюдо приносили язычники въ жертву своимъ идоламъ. Талмудисты, не зная настоящаго смысла Моисеева запрета, или не желая его знать, вывели уродливое заключеніе, что Моисей запрещаетъ вообще смѣшеніе молочнаго и мясного. На этомъ основаніи, талмудисты и раввинисты, съ присущимъ имъ незнаніемъ мѣры, запретили смѣшеніе это до того строго, что если молочное нечаянно попадетъ въ мясное, то вся смѣшанная масса пищи признается трафною и подлежитъ истребленію; также признается трафною вся кухонная и столовая посуда, прикоснувшаяся къ смѣшанной массѣ. Еврей, поѣвши мясной пищи, лишается права употребленія молочнаго впродолженіе шести часовъ, предполагаемыхъ достаточнымъ періодомъ времени для сваренія пищи въ желудкѣ. На этотъ случай написанъ цѣлый пространный уставъ съ комментаріями, подъ именемъ "Гилхесъ босеръ-и-холовъ".}, должны непремѣнно произвесть тошноту и рвоту. Тѣмъ не менѣе, я сѣлъ за столъ съ твердою рѣшимостью преодолѣть мое отвращеніе. Я сообразилъ, что необходимо же къ этому привыкнуть, тѣмъ болѣе, что въ будущей нашей колоній мы общимъ голосомъ рѣшили, между многими нововведеніями, замѣнить еврейскую кухню европейскою, какъ болѣе дешевою и, слѣдовательно, болѣе доступною! (Рѣзника {Въ смыслѣ гигіеническомъ, Монсей запретилъ употребленіе въ пищу "трафь", то-есть падаль, или животное, растерзанное хищнымъ звѣремъ. Талмудъ, на этомъ основанія, невѣдомо почему, запретилъ въ пищу мясо животнаго, убитаго не посредствомъ перерѣзанія горла. Рѣзникъ долженъ быть непремѣнно спеціалистъ, сдавшій извѣстный экзаменъ. Свойства употребляемаго имъ ножа и обряды, сопровождающіе операцію "перерѣзанія горла", установлены сотнями параграфовъ. Странное противорѣчіе! Великій обрядъ "обрѣзанія" избавленъ отъ подобной щепетильности; тутъ всякій желающій, безъ подготовки, имѣетъ право сдѣлаться операторомъ, на пагубу несчастныхъ дѣтей, нерѣдко погибающихъ отъ невѣжественной руки импровизированнаго хирурга. Такая непослѣдовательность со стороны талмудистовъ, толкователей Моисеева закона, является во многихъ отношеніяхъ. Лихвенные проценты, напримѣръ, строго запрещены Моисеемъ. Но талмудъ не только не усилилъ этого закона но своему обыкновенію, но, напротивъ, далъ средство обойти этотъ неудобный запретъ посредствомъ письменнаго условія (Гетеръ -- иске).}, раввина и кантора мы имѣть въ колоніи не намѣревались). Ужинъ кончился для меня благополучнѣе, чѣмъ я ожидалъ; я ѣлъ съ большимъ аппетитомъ и нашелъ трафную нишу вкуснѣе и на видъ привлекательнѣе каширной.

 Впродолженіе всего ужина, Редлихеръ и вся семья ѣли молча, серьёзно, запивая каждое блюдо пивомъ и накладывая на мою тарелку гигантскія порціи. По окончаніи ужина, когда нѣмка, поцаловашись съ мужемъ, и дѣти, облобызавъ мозолистую руку отца, убрались спать, Редлихеръ пригласилъ меня въ свой кабинетъ.

 -- Ну, теперь, я свободенъ. Садитесь, потолкуемъ. Но, прежде всего, закуримъ сигару. Торопиться не слѣдуетъ: langsam und gelassen -- всегдашній мой девизъ.

 Пока я раскуривалъ копеечную сигару, нѣмецъ глубокомысленно прочелъ еще разъ мои рекомендательныя письма.

 -- И такъ, junger Mann, васъ нѣсколько человѣкъ желаетъ сдѣлаться колонистами, хлѣбопашцами?

 -- Да. Насъ наберется человѣкъ пятнадцать.

 -- Это очень хорошо, очень хорошо. Но чѣмъ могу я быть полезенъ? Я не совсѣмъ понимаю, чего отъ меня просятъ.

 -- Мы, прежде всего, желали бы состоять подъ вашимъ начальствомъ и попеченіемъ.

 -- Zu dienen!

 -- Мы слышали, какъ вы заботитесь о несчастныхъ еврейскихъ колонистахъ, какъ вы имъ помогаете, какъ вы ихъ учите...

 Нѣмецъ недовольно покачалъ головою.

 -- Nein! воскликнулъ онъ, махнувъ рѣшительно рукою:-- Diese armen sind verloren, изъ нихъ ничего не выйдетъ путнаго. Я усталъ уже съ ними возиться!

 -- Развѣ они лѣнивы? полюбопытствовалъ я.

 -- Нѣтъ; напротивъ, они слишкомъ дѣятельны и суетливы, слишкомъ неусидчивы и нетерпѣливы; поэтому, изъ нихъ хорошихъ земледѣльцевъ никогда не создать. Они этого дѣла не любятъ.

 -- Зачѣмъ же они принялись за него?