Записки еврея

 Въ первые годы своего безконечнаго странствованія (а началъ онъ это странствованіе въ молодые годы) чудакъ этотъ рекомендовался безъ церемоніи, прямо "попрошайкой" (мекаблъ). Костюмъ его вполнѣ соотвѣтствовалъ этому титулу. Вскорѣ однакожь всякая рекомендація сдѣлалась для него совершенно излишнею. Раби Шая пріобрѣлъ такую популярность во всѣхъ мѣстахъ, гдѣ евреямъ жительство дозволяется, что его знали, какъ говорится, и старъ и младъ. Раби Шая смѣшилъ своими выходками, остротами и эпиграммами богачей, утѣшалъ бѣдняковъ, проводилъ безсонныя ночи, съ веселой пѣсенкой на улыбающихся устахъ, у грязнаго одра безпомощнаго страдальца, плясалъ на устраиваемыхъ имъ самимъ свадьбахъ полунищихъ, въ качествѣ посаженнаго отца, пилъ на родинахъ въ роли крестнаго отца. Вѣчно веселый, бодрый, подвижной, онъ обивалъ пороги еврейской знати, терся въ роскошныхъ переднихъ, стоически сносилъ дерзость и толчки прислуги, но всегда добивался подачки. Этими подачками онъ самъ пользовался на столько, чтобы не умереть съ голода и холода, остальное-же все раздавалъ бѣдной, неимущей братіи. Кормилъ голодающихъ, воспитывалъ круглыхъ сиротокъ, выдавалъ замужъ бѣдныхъ вдовъ и дѣвицъ. Раби Шая ласково, съ рѣдкимъ умѣньемъ и тактомъ, выжималъ богатыхъ, чтобы поддерживать бѣдныхъ. Въ этомъ заключалась вся задача его многотрудной жизни. Еврейская аристократія смотрѣла, на него, какъ на забавнаго шута, а еврейская масса благоговѣла предъ нимъ, какъ предъ своимъ апостоломъ.

 -- Что за странную жизнь ведете вы, Раби Шая? спрашивали его разсудительные евреи.

 -- Любезные братья, отвѣчалъ онъ улыбаясь: -- моя жизнь загублена съ самаго дѣтства. Я сказалъ себѣ: чѣмъ чинить собственную жизнь, дай-ка лучше буду чинить чужую. У меня погибаетъ одна только жизнь, а кругомъ меня гибнутъ тысячи жизней. Что важнѣе?

 -- На вашемъ мѣстѣ, мы скорѣе чинили-бы собственную жизнь, чѣмъ чужую.

 -- Да. Но вы, друзья мои, не знаете, что въ чиненномъ башмакѣ далеко не уйдешь; онъ только жметъ и третъ ступню.

 Но чѣмъ именно была испорчена его жизнь, раби Шая никому не объяснялъ. На подобнаго рода вопросы онъ всегда отвѣчалъ уклончиво, отшучиваясь по своему.

 Вскорѣ, однакожь, быстро распространившійся анекдотъ изъ жизни Раби Шая открылъ всѣмъ глаза. Раби Шая имѣлъ жену и взрослаго уже сына. Но онъ о своей семьѣ почти не заботился, зная, что пронырливая его жена, перебивающаяся мелкою торговлею, можетъ обойтись и безъ постороней помощи. Аккуратно разъ въ годъ, Раби Шая посѣщалъ семью ко дню великаго праздника пасхи, чтобы {Въ первые два вечера пасхи, праздника установленнаго въ ознаменованіе избавленія отъ египетскаго рабства, еврей именуетъ себя мелехъ (королемъ), а жену малаке (королевою). Еврей ужинаетъ, какъ римляне въ свое время, полулежа на куче подушекъ, представляющей собою подобіе престола.} возсѣсть на престолъ, какъ онъ, смѣясь, выражался. Всякій разъ, при появленіи бродяжничающаго супруга, жена встрѣчала гостя крикомъ, бранью, толчками. Но импровизированный король, не смущаясь такими пустяками, преспокойно усаживался на свой престолъ и удерживалъ за собою позицію до конца праздника, по прошествіи котораго опять исчезалъ на цѣлый годъ.

 Однажды, жена раби Шая, уставшая браниться, попыталась водѣйствовать на крѣпколобаго мужа путемъ ласки.

 -- Что ты о себѣ думаешь, Шая? Образумься, подумай о своемъ сынѣ. Онъ уже взрослый неучъ. Его бы, по крайней мѣрѣ, женить нужно.

 -- Ну, женить мы его еще успѣемъ, а пристроить его, дать ему какую нибудь прибыльную профессію не мѣшало-бы.

 -- Какую-же профессію ты думаешь ему дать? Онъ вѣдь глупъ, ничего не смыслитъ.

 -- Это ничего. Если Богъ смилуется надо мною грѣшнымъ, то я изъ него сдѣлаю доктора; да, доктора.

 -- Что?

 -- Да, я непремѣнно изъ него сдѣлаю доктора, да еще знаменитаго. Конечно, если Богъ смилуется надо-мною и услышитъ мои горячія молитвы.

 -- Объясни, въ чемъ дѣло?

 -- Вотъ видишь, другъ мой милый. Я молю Іегову превратить меня въ ангела смерти.

 -- Ты шутишь, или съума сошелъ?

 -- Не перебивай, жена. То, что я тебѣ разскажу, написано въ еврейской книжкѣ. А еврейскія книжки, какъ тебѣ извѣстно, считаются святыми; онѣ никогда не врутъ.

 Жена выпучила на мужа глаза, не рѣшаясь оспаривать повальную святость еврейскихъ книжекъ.

 -- И такъ, въ еврейской книжкѣ этой разсказывается слѣдующее. Однажды, великій Іегова разгнѣвался на ангела смерти. Ты знаешь, на того ангела, усѣяннаго съ головы до пятокъ глазами, который, съ длинной, острой бритвой въ рукѣ, вѣчно шныряетъ по свѣту и невидимо рѣжетъ бѣдныхъ смертныхъ. А разгнѣвался Іегова на ангела этого за то, что онъ уже черезъ чуръ началъ шалить и душить человѣчество. Долго думалъ Іегова, какъ-бы шалуна почувствительнѣе наказать и наконецъ выдумалъ. Іегова призвалъ ангела смерти, повелѣлъ ему спуститься на землю и жениться.

 Жена подпрыгнула на стулѣ.