Записки еврея

— Какія-то противузаконныя дѣйствія палаты…

— Напримѣръ?

— Выдачи подрядчикамъ и почтосодержателямъ суммъ по произволу, безъ всякаго расчета…

— Далѣе?

— Многочисленныя злоупотребленія по торговымъ налогамъ… По рекрутскимъ наборамъ… по ревизскимъ сказкамъ, по…

— Ахъ, мерзавецъ!

— Помѣщикъ Елинскій… подрядчикъ Труфель… Аншель Гильзъ… Хацкель Кнуричь… Шмуль Плюхъ…

— Довольно, довольно! Такъ вотъ онъ какой! Я-же его! загнусилъ позеленѣвшій предсѣдатель, съ пѣною у рта.

Я вторично раскланялся.

— Обождите… Раздавить надо это ядовитое пресмыкающееся. Скажите, вашъ хозяинъ очень огорченъ этимъ… дѣломъ? спросилъ онъ чрезъ нѣсколько минутъ какимъ-то надорваннымъ, сиплымъ голосомъ, остановившись и, фамильярно, взявшись за лацканъ моего сюртука. — Очень огорченъ, а?

— Нисколько. Самовольно онъ золота изъ казначейства вѣдь не бралъ, а дѣйствовало-ли, въ данномъ случаѣ, казначейство законно, ели произвольно, это до него отнюдь не касается.

— За чѣмъ же вы и онъ самъ мнѣ покою не даетъ?

— Мы хлопотали изъ состраданія въ бѣдному казначею, ни въ чемъ неповинному…

— Бѣдный! неповинный!!.. Я его, каналію, въ бараній рогъ скручу.

Я въ третій разъ раскланялся.

— Послушайте… Ну такъ и быть; изъ уваженія къ вашему хозяину… Ступайте къ казначею, скажите, что я, на этотъ разъ, готовъ простить… Пусть явится и раскается въ своемъ непочтеніи въ начальству. Я подумаю… быть можетъ, и рѣшусь превратить эту исторію.

Я вышелъ, но въ казначею однакожъ не пошелъ, а пошелъ въ свою канцелярію. Черезъ нѣкоторое время, я опять явился въ предсѣдателю.

— Казначей, не признавая себя виновнымъ предъ вашимъ превосходительствомъ, отвязывается…

— Однако онъ придетъ? спросилъ онъ меня тревожно.

— Рѣшительно нѣтъ. Онъ, напротивъ, какъ говоритъ, даже радъ этому случаю. По его словамъ, онъ черезъ чуръ уже терпитъ… Пора, говоритъ, поквитаться!

Предсѣдатель замычалъ что-то себѣ подъ носъ.

— Идите, прошу васъ, урезоньте дурака. Чего онъ зачванился? Эка бѣда большая, что начальникъ погорячился!

— Убѣжденія, по моему, тутъ совсѣмъ безполезны. Онъ слишкомъ разгоряченъ, чтобы поддаться какимъ-бы то ни было увѣщаніямъ.

— Пусть придетъ, чортъ съ нимъ! я дамъ ему письменный приказъ снять печать. Отмѣню ревизію.

— Если уже вамъ угодно прекратить это дѣло, то лучше было-бы, какъ мнѣ кажется, вручить мнѣ этотъ письменный проказъ. Я же постараюсь умаслить казначея и уничтожить написанное… Съ тѣмъ, однакожъ, условіемъ, что ваше превосходительство не должны даже и заикнуться казначею о доносѣ, иначе вы все испортите.

— Хорошо, хорошо, даю слово! обрадовался предсѣдатель, и затѣмъ, изготовивъ собственноручно подобающій приказъ, пробавилъ, пожимая ужъ мнѣ руку — Я вамъ очень благодаренъ. Укротите этого дурака… дайте тамъ ему что нибудь… заткните глотку! Ахъ, да! кланяйтесь вашему хозяину отъ меня и скажите, что для него, исключительно для него…

Трусливый казначей былъ пораженъ внезапнымъ оборотомъ дѣла, не вѣря собственнымъ глазамъ и ушамъ. Мой принципалъ былъ въ восторгѣ отъ моей хитрости. Я видѣлъ во очію, что выросъ въ его мнѣніи на цѣлый аршинъ. Я конечно не сознался, что главнымъ дѣйствующимъ лицемъ въ удачной развязкѣ дѣла былъ не я, а находчивый факторъ Шмерко, котораго я наградилъ изъ собственнаго кармана.

Жалкая кабацкая служба! Ни мои гроссбухи и балансы, поглощавшія мои молодыя силы и слѣпившіе глаза своими бисерными цифрами, ни разныя литературно-дѣловыя бумаго-маранія, изсушившія мой мозгъ, ни моя примѣрная исправность и вниманіе къ дѣлу не могли, въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ, дать мнѣ того выгоднаго толчка по службѣ, который дала мнѣ ложь, интрига и хитрость. Какъ-бы то ни было, но я, наконецъ, получилъ отъ принципала обѣщаніе виднаго мѣста по распорядительной части. Вскорѣ были выписаны на мое упразднившееся мѣсто и бухгалтеръ и правитель канцеляріи.