Записки Флэшмена. Том 1.

Залившись краской, я украдкой поглядел на нее. Эти ужасные глаза встретились с моими, потом медленно, но непреклонно ее взгляд стал скользить вниз. Выражение лица королевы не изменилось, но она вздрогнула на троне, что вовсе не прибавило мне храбрости, и, не поворачивая головы, гортанно скомандовала что-то служанкам. Те послушно заспешили вон; я ждал, чуть живой от страха. Вдруг она поднялась и сбросила с себя шелковый плащ, оставшись стоять, совершенно нагая и блестящая. Я сглотнул, пытаясь решить, будет ли уместно подойти и коснуться ее… Нет, лучше не надо, предоставим величеству править бал.

Так я простоял столбом с добрую минуту, пока ледяные глаза буравили меня, потом она подошла и приблизила свое лицо к моему, обнюхивая меня, как животное, и слегка касаясь носом моих щек и губ. «Сигнал на старт», – думаю я. Один рывок, и мои брюки охапкой сваливаются на пол, я хватаю ее за ягодицы и впиваюсь в губы. Она отпрянула и начала отплевываться и утираться; глаза королевы сверкнули, а ладонь тяжело опустилась мне на лицо. Я был так ошарашен, что даже не успел уклониться от удара, пришедшегося по уху, – воображение мое было занято картиной ям с кипятком, – но тут ярость в ее взгляде исчезла, сменившись озадаченностью. (У меня, как видите, и понятия не было, что поцелуи на Мадагаскаре неизвестны, – они трутся носами, как обитатели Южных морей.) Ранавалуна снова приблизилась и осторожно коснулась моих губ своими; от них пахло анисовым маслом. Она лизнула меня, как бы для пробы, и я, выждав мгновение, с жаром поцеловал ее снова, и на этот раз все прошло на ура.

Потом королева потянула меня за собой в направлении ванной. Развязав шарф, она сняла шляпу, высвободив копну длинных прямых волос и тяжелые серебряные ушные кольца, свисавшие до самых плеч. Ранавалуна скользнула в ванную, оказавшуюся достаточно глубокой, чтобы плавать в ней, и поманила меня за собой. Так я и поступил, распалившись к тому времени почти докрасна. Но она все плавала, заигрывая со мной самым соблазнительным образом: дразнила, терлась носом, целовала – но ни единой улыбки, ни единого слова; даже ледяной взгляд не потеплел ни на йоту – и вдруг обхватила меня своими длинными ногами, и мы понеслись, кувыркаясь и плескаясь как пр-тые – один миг на поверхности, следующие три – под водой. Легкие у нее, должно быть, были как мехи, потому как она могла погружаться жуть как надолго, при этом беснуясь, как похотливая дельфиниха, появляясь на единое мгновение на поверхности, чтобы глотнуть воздуху и начать еще более экстатичные игры на дне. Да, для меня это оказалось новинкой, и весьма возбуждающей, – единственный раз, когда я сумел завершить плотские утехи с носом, полным воды, был именно в ванной Ранавалуны. Когда все кончилось, я привалился к стенке, отдуваясь, а она лениво скользила туда-сюда, время от времени окидывая меня взором своих колючих глаз, мерцавших на неподвижном, как маска, лице.

Но самое интересное было впереди. Когда королева вылезла из ванной и я послушно выбрался за ней, она направилась к кровати и улеглась, молча разглядывая меня, пока я колебался, не зная, что делать дальше. Ну, большинство из них ждет, что мужчина шлепнет любимую по заду в качестве благодарности, прикажет подать закуски или поболтает о том о сем, но чутье подсказывало – это не ее стиль. Она так и лежала, нагая, черная и блестящая, пока я старался делать вид, что так и должно быть, а потом буркнула что-то по-малагасийски и указала на пианино. Я скорбно развел руками: не играю, мол; ее зрачки немного сузились, и через три секунды я уже сидел на стульчике, прилипая мокрым задом к сиденью, и наяривал одним пальчиком «Пей, малыш, пей». Аудитория не взорвалась аплодисментами, поэтому я перешел ко второй половине своего репертуара: «Боже, храни королеву», но недовольный рык заставил меня по-быстрому исполнить «Малыша» еще раз. Играл я его минут десять, не на секунду не забывая о немигающем взгляде, буравящем мою спину, потом, в одной из вариаций, решился пропеть куплет. За спиной раздался скрип кровати, и я замолчал; очередной рык, язык задвигался сам собой, и под сводами Серебряного дворца Антананариву раздалось:

Вот плутовка-лиса,
У нее в холмах нора.
Вот тропа,
Что ведет нас туда!
А вот маленький пес,
Уткнул в землю свой нос.
Вперед же, друзья,
Повеселимся, как всегда!

Ну и потом припев, с огоньком – да вы, должно быть, слышали эту задорную песенку, – и я голосил, пока не охрип. Как раз в тот миг, когда я решил, что больше не выдержу, она подошла, без всякого выражения переводя взгляд с моего лица на клавиши и обратно. «Семь бед – один ответ», – думаю и, продолжая долбить пальцем по пианино, стискиваю ее другой рукой, усаживаю на стул и ору:

Пусть растет малыш-пес,
Выпьем все за этот тост!