– Я не буду тебе ничего доказывать. Думай как хочешь… – огрызается Марк.
– Расскажи о своей семье, Марк, – не унимаюсь я. – Кто твои родители? Они живы? Почему ты не общаешься с ними?
Марк вздыхает, как будто его заставляют делать что-то тяжелое и неприятное.
– Мои родители – обычные люди. Очень простые и наивные. За всю свою жизнь они ничего не заработали и не достигли. Таких, как они, миллионы. Они хотели, чтобы и я стал таким же. Но я не хотел. Не знаю, как так получилось. – Марк делает долгую паузу. – Не общаемся потому, что так для всех лучше. Когда мы жили вместе, мы только издевались друг над другом. Постоянные истерики, скандалы, сердечные приступы у матери по поводу малейшей моей задержки или любой неприятности в жизни… Я их ненавидел. Мой отец неплохой человек, но он стал обычным алкоголиком. Больше всего на свете я хотел прикончить отца. Однажды, когда он не пришел ночевать и у матери случился очередной сердечный приступ, я нашел его в гараже. Он напился до беспамятства и валялся прямо на капоте свой старой машины, пуская слюни и сопли. Я схватил стоящую в углу щетку с длинной деревянной ручкой и вломил ему поперек спины. Он завизжал, как боров, но так и не встал. Тогда я огрел его еще несколько раз. Когда он пришел в себя, я схватил его за воротник и потащил к люку, ведущему в подвал. Подвал был глубокий, с бетонным полом и отвесной железной лестницей. Я повалил его на пол, просунул голову и плечи в дыру люка и держал так несколько минут. Я не боялся, я просто думал, сдохнет он или нет, если я сброшу его вниз, или будет лучше просто зарубить его топором. И я бы, наверно, сделал это, но прибежала мать, начала орать и плакать и оттащила меня от него. Ну вот… – Марк снова замолчал. – Я бы точно убил его рано или поздно. Но потом я уехал. И все как-то нормализовалось. Чем меньше видишься с родителями и вообще с родственниками – тем больше их любишь… И они тебя.
Мы замолкаем надолго и сидим в темноте, до тех пор пока уродливые шкафы не обретают свои реальные очертания. Машины за окном уже нет. Я сплю на плече у Марка и чувствую, как он осторожно несет меня, сонную, в постель и, прижавшись ко мне, гладит рукой мои волосы.
Планету Марка наполняет множество неожиданных и непонятных вещей, никак не связанных друг с другом. Щипцы для колки сахара. Литые старинные керосиновые лампы. Стеклянные шарики. Чемоданчики с непонятной техникой, похожей на портативные радиостанции. Старые пластинки. Связки ключей. Фотоаппараты. Гиря. Банка с болтающимся в спирте внематочным плодом.
После эпизода с черной машиной под окнами в квартире Марка появляются винтовка и пистолет. Винтовку он кладет под диван. Черный пистолет, который выглядит как игрушка, Марк оставляет на самой верхней полке в ванной. Чтобы найти его там, нужно встать на бортик ванны.
…Когда я возвращаюсь домой после съемок, Марк смотрит один из фильмов о Ганнибале Лектере. Он пересматривает их сотни раз. Особое удовольствие доставляет Марку ужинать и одновременно смотреть «Молчание ягнят» или «Ганнибал», в котором доктор Лектер скармливает федеральному чиновнику его собственные мозги. Марк гурман, и для такого ужина он готовит какие-то невообразимые блюда из мяса или потрохов. Иногда даже из мозгов. Я надеюсь, что все это он покупает в магазине или на рынке. Я уже выучила наизусть фразы из этих фильмов. «Из чего это приготовлено?» – наигранно спрашиваю я у Марка, дегустируя его очередной кулинарный шедевр. Он загадочно улыбается и произносит реплику доктора Лектера: «Если я скажу, вы не станете есть». На самом деле я не удивлюсь, если Марк когда-нибудь действительно соберет гостей и накормит их человечиной. Я уверена, что на Планете-Тысячи-Превращений-Марка рано или поздно любой приходит к необходимости стать Ганнибалом Лектером.
Планету Марка населяют люди, которые, кажется, взяты из сценариев артхаусных фильмов. Они курят и громко ругаются матом. Они могут молчать часами. Они одеты в барахло, взятое напрокат в театральной костюмерной. Для них не существует ни часов, ни времени суток. Уголовники; свихнувшиеся миллионеры; попы-расстриги; сумасшедшие гении; солдаты с «чеченским синдромом»; алкоголики-режиссеры; уличные певцы; мутные личности с одинаковыми лицами, одетые в строгие серые костюмы; поэты; скинхеды; драгдилеры; коротко стриженные парни с жестокими подбородками; манерные педерасты с депутатскими значками на лацканах итальянских костюмов; угрюмые небритые мужчины с печальными глазами и ворохом пронзительных жизненных историй; тонкие призрачные девушки в джинсах и кедах, смотрящие на мир сквозь холодный скандинавский голубой лед; молодые люди из картин Педро Альмодовара; огромные, раздутые, как водяные пузыри, существа с бритыми головами, приезжающие на больших черных джипах; подростки с глазами стариков и старухи в изящных шляпках с вуалетками.