Читаем Записки гайдзина полностью

– Грифы заклюют. Страусы запинают. У пингвинов холодно...

– Тогда к альбатросам, стрижам, пеликанам... К цаплям, наконец!

– К цаплям?

– Ну да, к цаплям! Они приветливы и вежливы, у них тепло и комфортно, у них белые перья! А главное – в свои ряды они тебя никогда не примут, даже если ты захочешь. Но тебе ведь и незачем, правда?

– Мне?.. В ряды?..

– Вспомни, Веня: ты хотел найти уголок, где не всегда есть место подвигам. Посмотри в окно: вот он, этот уголок. Здесь никто и никогда не будет ждать от тебя подвигов. Только непохожести, только инаковости – того самого, что ты умеешь лучше всего. Ты и раньше был белой вороной, а здесь ты не просто белая ворона, здесь ты концептуально необходимый антипод. Ты уважаемое посмешище, ты почетный изгой, ты любимая заноза, ты – гайдзин.


Корияма – Уцуномия


– Я – гайдзин?!

– Именно, Веня. Человек с отмороженной соборностью называется «гайдзин». Это нельзя изменить, это в крови, с этим можно только приспосабливаться. Вот и думай: если талантом резонанса ты обделен, то где тебе будет лучше – там, где нужно резонировать, или там, где не нужно?

– Так-так... Что же получается – мы едем вовсе не в Петушки?

– Мы гайдзины, Веня, мы отморозки. Мы зайцы на этом синкансэне. Нам все равно, куда ехать, на юго-запад или на северо-восток. В Кагосиму или в Саппоро. Здесь нам ничего не отморозят сверх того, что у нас и так отморожено. Зачем нам Петушки? Поедем, куда везут. По всем пунктам, кроме Ёсино. Здесь везде хорошо. Здесь сам диссонанс изысканен и гармоничен! Поверишь ли: я иногда выхожу в эти заливные поля, задираю голову в небо и обращаюсь к местным богам. Я говорю: «Спасибо вам, мои дорогие! Спасибо за то, что вы создали землю, в которой я не обязан становиться своим

– Да-да, я понимаю... Я только не пойму, зачем им концептуальный антипод...

– Я и сам не сразу понял. Понадобились годы, чтобы дошло. Видишь ли, есть пернатые, которые ничего не боятся. Вот, скажем, на острове Маврикий жили дронты. Они никого не боялись. Где они теперь, эти дронты? Ты их видел? И я не видел, только в книжках читал. Их истребили голландские мореплаватели.

– Всех?!

– До единого. А когда голландские мореплаватели подплыли к острову Кюсю, отношение к ним было осторожным. Может, даже чересчур. Их остановили за десять метров до Кюсю и стали ждать, пока разовьется экологическое сознание.

– И оно развилось?

– В общем, да. Теперь не истребляют. Теперь перемешивают и скрещивают. Это нравится многим, но все-таки не всем. Некоторые цепляются за самоидентификацию, а ее поддержание требует присутствия антипода. Когда они видят антипод, то сразу думают: ага, не такой, как мы – значит, мы особенные! Диссонанс с антиподами укрепляет их резонанс друг с другом.

– Это хорошо или плохо?

– Смотря для кого. Для нас хорошо. Ведь гайдзину надо куда-нибудь податься, а куда же мы подадимся, если всех перемешают и скрестят? Если на всей планете будет свое отечество, куда мы подадимся? Представь: вместо былой необъятной орнитологии – единственный вид пернатых. Птица обыкновенная. Avis vulgaris.

– Вадя, да ты антиглобалист!

– Я никакой не анти. Я сам несу эту глобализацию на своих плечах. Я как герой Фенимора Купера, как Натаниэль Бумпо. Он нес цивилизацию на Дикий Запад, ненавидел ее всеми фибрами – и нес. Вот и я поневоле глобализую эти прекрасные заливные поля всякий раз, когда иду по меже. Глобализую все вокруг одним своим присутствием. Хотел стать дезертиром, а стал пехотинцем Всемирной Энтропии. Разве это не трагично?

Уцуномия – Омия


– Погоди, Вадя. Может, ты сгустил?

– Чего я сгустил?

– Ты уверен, что когда волк возляжет рядом с агнцем и народы обнимутся, то обратно их будет уже не разлепить?

– Абсолютно уверен. Так гласит второе начало термодинамики. В замкнутых системах дело всегда идет к выравниванию. На наш век еще хватит – а потом кранты. Так что, Веня, лови момент. Делай, как я.

– Я бы рад, Вадя... Но мне не верится, что здесь все так хорошо. Что-нибудь обязательно должно быть плохо.

– А как же. Здесь многое плохо. Падение биржевых индексов, экономика мыльных баблов, кризис, тупик, дефляция, безработица, пауперизм...

– ...Вот-вот...

– ...Тоталитарные секты, ультраправые марши, проституирование, кумовство, коррупция, стагнация, манипуляция, болванизация...

– ...Даже так?..

– ...Телемуть, радиочушь, медиабред, библиодурь... Однорукие бандиты, двуногие кретины, манга, энка, пачинко, поломко...

– ...Вот видишь, Вадя...

– Да, вижу. Отлично вижу. Боковым зрением. Сквозь пальцы. А прямым зрением я смотрю в другую сторону и вижу вещи, которые мне приятнее видеть. Кто осудит меня за это? Я гость! В гостях не принято замечать хозяйские минусы. И ты, Веня, ты тоже не замечай. Лучше выйди в заливное поле и задери голову вверх. Боги тебя услышат.

– Так просто?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги