Записки гайдзина

– Лайма Вайкуле. «Ра-и-ма Ва-и-ку-рэ».

Начальник наклонил голову набок и созерцал им же нацарапанные крючки.

– На русское имя непохоже.

– О, да вы хорошо разбираетесь! – поспешил польстить ему Короедов. – Дело в том, что она не совсем русская. Вообще говоря, она из Латвии. Но все русские люди считают ее своей.

Я важно покивал для пущей достоверности.

– Хорошо, – сказал начальник. – А чего вы, собственно, хотите?

– Мы хотим, чтобы она посетила Японию. И дала здесь несколько концертов.

Начальник кивнул. Короедов приободрился.

– Вы знаете, она уже один раз была в Японии. В девяностом году. Причем спела только одну песню на телевизионном шоу. Потом сказала в интервью, что горячо полюбила эту страну. Я уверен, она хочет приехать еще раз.

– М-м-м-м...

– Вы нас не поймите превратно. Заниматься всем этим будем мы. Выходить на ее менеджера, подключать спонсоров, заказывать рекламу, бронировать билеты, гостиницы, залы... От вас требуется только одно – официальное приглашение.

– Э-э-э-э-э...

– Ведь мы частные лица, к тому же иностранцы. Чтобы дали бизнес-визу, необходимо приглашение от организации. Вы столько лет уже приглашаете русских артистов – кого еще просить, как не вас?

– М-м-м-м...

– Конечно, один концерт можно будет дать здесь. У вас замечательный зал, много посетителей, налаженная реклама. Люди придут, вы не пожалеете, будет прибыль... А сейчас – только одну бумажечку. Дальше мы сами все завертим.

Короедов умолк и ждал ответа. Начальник положил перед собой чистый лист.

– Итак, – сказал он, – вы хотите, чтобы мы оформили приглашение для (он нагнулся над своими крючками) Райма Вайкурэ-сан. Так?

– Совершенно верно. Нас интересует ваше принципиальное согласие или несогласие. Если вы согласны, то мы выходим на контакт с ее менеджером и договариваемся о сроках.

Начальник кивнул и что-то начирикал на своем листе.

– Хорошо, – сказал он. – Я свяжусь с вышестоящими инстанциями.

– А сами вы не можете это решить? – разочаровано спросил Короедов.

– Приглашение – слишком серьезный вопрос. Много всего нужно взвесить и обсудить. Позвоните через неделю.

– Договорились, – сказал Короедов со вздохом.

На улице он повеселел и радостно хлопнул меня по спине.

– Ничего-ничего! Все на мази... Я считаю, мы подали себя очень грамотно. Тут ведь самое главное – подать себя. Чтобы было понятно: за дело берутся серьезные люди, а не какие-нибудь козлы. Разговаривать надо хорошим японским языком, вежливо, не употребляя слов-паразитов... Ты на него пивным духом не дышал?

– Не, я в сторону...

– Правильно. А что не сразу, так это мы подождем. Ихний порядок тоже надо уважать, я так мыслю.

Берлогин сидел на лавочке с Вяколайненом и рассказывал ему о своей жизни.

– А за медь, – говорил он, – я даже сидел один раз в таиландской тюрьме. Народу там повидал всякого... Вот скажи, Миша, ты когда-нибудь видел живого трансвестита?

– Не... – простодушно мотал головой Вяколайнен. – Трансвестита не видел.

– А я с ним водку пил!

– Иди ты! – удивлялся Вяколайнен.

– Ей-богу, пил! – и Берлогин гордо выпячивал грудь. – Водку с живым трансвеститом!

На сцене опять плясали девки в кокошниках. Готовясь к очередному выходу, Вяколайнен стал прилаживать на голову папаху.

– Деловая программа закончена, – объявил Короедов. – Более-менее успешно. Можно поворачивать оглобли.

– Погоди ты! – возмутился Берлогин. – Только пришли, деньги заплатили... Давай уж посмотрим чего-нибудь. Чего тут еще есть?

– Музей есть, – бросил Вяколайнен, уходя к сцене. – Очень смешной музей.

– Пошли тогда в музей, – сказал Берлогин. – Там прохладней хотя бы...

Этнографический музей встретил нас стендом с русскими народными инструментами. На нем присутствовали: лопата, коса, борона, мотыга, топор, колун, грабли и вилы. Все грязное и ржавое. Осмотрев экспозицию, мы перешли к следующему стенду – с различными лаптями, валенками, картузами, поддевками и плисовыми шароварами. Далее демонстрировались балалайки, домры, гусли, баяны, гармошки и жалейки.

– Ну, – спросил Короедов, – интересно, да?

Берлогин посмотрел на него как-то странно. По его небритой щеке стекла струйка пота. Прохлады в музее не было. Скорее, наоборот.

Следующий экспонат занимал отдельный стол и представлял собой большой трехведерный самовар. Он был пузат и внушителен. В его начищенных зеркальных боках отражались топоры и балалайки. Но заинтересовал меня не сам самовар, а стоявшая под ним табличка. Белая табличка с черной надписью. Сверху слоговая азбука: са-мо-ва-ру. Ниже, в скобках – три иероглифа.

Ах, что это были за иероглифы! Праздник для мнемониста.

Располагавшийся справа походил на структурную схему какого-то хитрого агрегата – подобных схем я много зарисовал в студенческие годы на лекциях по компьютерной архитектуре. Четыре квадратика, «черных ящика» – два сверху, два снизу – и между ними шина обмена данными, горизонтальная линия с ответвлениями. Древний китайский каллиграф гениально предугадал появление кибернетики. «Устройство», «прибор» – так трактовался сей знак.