Записки гайдзина

— Зачем? — удивился я. — Ни к чему это. Неровен час, Накаяма узнает и доложит куда надо. И потом, ты хоть объясни, что это такое.

— Ты разве не знаешь? Это значит бифокальные.

— Позвольте вопрос, — обратился к нам канализационный начальник. — Какого размера были ваши очки?

— Как это какого размера? — не понял я. — Вон, сами поглядите. Какого размера лицо, такого и очки.

— Действительно, — согласился он и что-то черкнул в своей бумажке. — Еще такой вопрос: в каком состоянии они уплыли? Я имею в виду: в сложенном или в развернутом?

— Падали они в развернутом состоянии, — ответила Зинаида, когда я перевел. — Но от удара могли и сложиться. Я точно не помню.

— Если сложились, то плохо, — сказал начальник. — У развернутых очков больше шансов за что нибудь зацепиться. Вот мы тут определили, где их следует искать. Здесь решетка, потом здесь, еще одна здесь и последняя здесь. Начнем вот отсюда, с улицы Накабяку. Сейчас снарядим бригаду, пусть проверят.

Последовало еще несколько вопросов о толщине стекол, цвете оправы, материале и изготовителе. Казалось, они вознамерились выловить все очки, когда-либо утопленные населением города в своих унитазах, и уже из этой кучи выбирать искомые.

— Особые приметы есть? — прозвучал последний вопрос.

— Сложнолинзные! — выдохнула Шишкина.

— Очень хорошие, — перевел я.

Начальник кивнул, дополнил спецификацию особой приметой и передал бумажку своим стратегам. Они поклонились и вышли — наверное, снаряжать водолазов. Нам предложено было подождать прямо в кабинете. Мы не возражали.

— Ты гляди, подруга — сказал я, — похоже, дело-то выгорает! Неужели и вправду выловят твои бифекальные?

— Вадичек, ты все никак не привыкнешь, что в Японии живешь. Это ведь страна высоких технологий! Тут все возможно.

Канализационный начальник подморгнул даме из бомбоубежища. Она вышла и через пару минут вернулась с подносом. Перед нами появились две чашки зеленого чая и блюдца с дрожащими кубиками какой-то желтоватой субстанции. Зинаида наклонилась к ним вплотную и изо всех сил прищурилась.

— Что это, Вадичек?

— Названия не помню, — ответил я. — Только помню, что к зубам сильно прилипает. Так что лучше глотай, не жуя. Для приличия можешь во рту немного поболтать.

— Я лучше вообще не буду.

— Как это не буду? Ты меня не позорь. В приличном месте находимся.

Начальник водопроводов и канализаций прислушивался к диковинным звукам чужестранной речи и, похоже, обессилел в догадках:

— Простите пожалуйста. Нельзя ли узнать, откуда вы к нам приехали?

— Отчего же нельзя? Мы приехали из России.

— Э-э-э-э-э… — удивился он.

И тут же спросил:

— В России холодно, да?

— Смотря где, — ответил я. — Страна большая. Если на севере, то холодно. А если на юге, то тепло.

— О-о-о-о-о… — только и сказал он.

Потом еще раз:

— Э-э-э-э-э…

И наконец:

— М-м-м-м…

После этого он надолго замолчал, сидел тихо, глядя то на меня, то на Шишкину, то на карту своих владений. Зинаида гоняла во рту желтый кубик, производя псевдожевательные движения. Проглотила, поморщилась, запила чаем.

— Слушай, Вадичек, я вот что подумала. Если бы к ним японец пришел за очками, их стали бы искать?

— Ну, начнем с того, что японец не пришел бы к ним за очками.

— Почему?

— А ты в Москве пошла бы за очками в мэрию?

— Ты меня за дуру держишь.

— Ну вот. А здесь нас за кого держат, как ты думаешь?

— За дураков?

— За иностранцев! Что в известном смысле то же самое. Иностранцам, как и дуракам, закон не писан. И не только здесь, кстати. В любом социуме, где живут более-менее спокойно и достаточно замкнуто, чужакам делают скидку. Ты совок вспомни — как тогда с иностранцами носились.

— Это политика была.

— Не только. У людей в мозгах это тоже сидело. Вот послушай. Когда я в институте учился, мы в сессию после каждого экзамена в «Пушкарь» ходили пиво пить. Хороший такой был пивняк, но долго приходилось ждать, пока принесут. Так мы каждый раз с собой негра брали. У нас в группе был парень из Уганды, и вот, как пиво долго не несут, мы ему говорим — мол, сходи, Петерс, поторопи их там. Действовало безотказно. Иностранец! И здесь то же самое. Мне один американец говорил, что ему нравится жить в Японии, потому что он ощущает позитивную дискриминацию.

— И насколько нам ее хватит, этой дискриминации?

— Пока не примелькаемся. Думаю, еще долго. Ты ж понимаешь, лет пять назад в этой деревне вообще ни одного иностранца не было. Конечно, если нас сюда налетит, как саранчи и мы вылезем из приготовленной для нас ниши, то тогда начнется негативная дискриминация. Особенно если будем канализацию засорять бифекальными очками и ходить по инстанциям с дурацкими просьбами. Да еще в рабочее время.

Зазвонил телефон. Начальник отдела взял трубку и через несколько секунд расплылся в самодовольной улыбке.

— Нашли, — сообщил он нам. — Моют.

— Что вы, что вы, — запротестовал я. — Мы и сами помыли бы!

— Что такое? — встревожилась Зинаида.

— Нашлись твои сложнолинзные.

Она подпрыгнула на стуле и радостно взвизгнула. Даже ослик Иа-Иа, когда ему вернули потерянный хвост, вел себя сдержаннее.