— Конечно, конечно, — бормотал Владлен Эдисонович. — У вас тут просто какое-то буржуинство. Бочка варенья, корзина печенья, рюмка сакэ… И все бесплатно.
— Тогда это не буржуинство! — возразил Гена Сучков. — Это наоборот, полный коммунизм! Мы его строили-строили — а построили японцы.
— Да какая разница? — сказал Рауль Абрамович. — Коммунизм, капитализм… Главное, чтобы всем было хорошо, я так считаю. Да, Вадичек?
— Вестимо, — сказал я.
Дверь вдруг открылась, и показалось татуированное тело.
— Э-э-э-э… — разочарованно произнес наш собутыльник. —
—
— А здесь что, гостиница? — спросил Владлен Эдисонович.
— Получается… Хочешь, ночуй, не хочешь, не ночуй…
—
— Айм драйвинг, — запротестовал было Рауль Абрамович, но тут же смягчился и принял подношение. — Аригато!
—
Мы выпили по глотку и вышли в холл. Татуированный не отставал. За стойкой дежурил все тот же импозантный мужчина. Я подошел его поблагодарить.
— Спасибо. У вас здесь замечательно.
— Вам понравилось?
— Очень!
— Из какой вы страны?
— Из России.
— О-о-о… В России холодно, да?
— Да, ужасно холодно.
— Тогда приходите к нам. У нас тепло. У нас тут горячая вода.
— Конечно. Мы придем.
— Пожалуйста, приходите. Мы будем рады. И вот, господин Судзуки тоже.
— Как вы сказали?!
— Судзуки-сан… Вы ведь говорили, он ваш друг… Судзуки-сан!
—
— Это ваши друзья, да?
—
Профессор неловко перетаптывался, косясь на предплечье с драконьим хвостом. Судзуки-сан извлек откуда-то и сунул ему в руку рекламный календарик.
—
— Для друзей бесплатно, — перевел я.
На календарике была изображена полуголая девица.
— Что это? — спросил Гена Сучков.
Судзуки-сан изобразил свободной рукой сразу две параболы — горизонтальных, на уровне груди.
—
— Аригато, — сказал Рауль Абрамович, ловко переведя поклон в освобождение от захвата. — Ви гоу хоум. Бай-бай!
—
— Большое спасибо, приходите к нам еще! — донеслось из-за стойки.
На машину падал мелкий снег. Лес вокруг погружался в темноту.
— Слушай, Ралька! — сказал Владлен Эдисонович. — Я все хотел спросить. Там на самом деле водомерки бегали, или это я в сауне пересидел?
— Водомерки? — удивился Рауль Абрамович. — Какие могут быть в феврале водомерки?
— Вот и я думаю… Может, это шатуны? Медведи тоже так иногда…
— Может, Владлен, может… Здесь все бывает, ты же видишь… Удивительно только поначалу, потом привыкаешь. Может, и водомерки…
— Как же они выдерживают сорок пять градусов? — усомнился Гена Сучков.
— Кто выдерживает, а кто и нет.
Профессор завел двигатель, включил задний ход и газанул. Машина рванулась назад, раскидывая гравий из-под колес. Мы толком и не расслышали, как над водой озера захлопали лебединые крылья.
Вот еще вопрос, который иногда задают:
— Как правильно говорить: «га
йдзин» или «гайдзин»?Отвечаю: в японском языке нет силового ударения. Поэтому по-русски можно говорить и так, и этак. Есть тонкости с музыкальным ударением и редукцией некоторых гласных в некоторых позициях — но это детали. Короче, произносите, как вам больше нравится.
— Позвольте! Что значит «нет ударения»? Как это вообще может такое быть, чтобы не было ударения?
Да запросто. Как нет ударения в большинстве мировых языков. Как нет его, например, в грузинском. Где, по-вашему, стоит ударение в слове
— «Дарагой таварыш гайдзин», да?
Да, примерно так…
— Значит, можно сказать «Записки га
йдзина», а можно «Записки гайдзина»?Нет, так нельзя. Можно только «Записки га
йдзина».— Как это? Почему? Где логика?
Потому что
— Выходит, автор всегда говорит «га
йдзин» и никогда «гайдзин»?Именно так. Автору «га
йдзин» более по душе. «Гайдзин» — это звучит гордо.— А как говорит автор: «девушки гангу
ро» или «девушки гангуро»?Ни так ни этак. Автор говорит: «девушки гангуро
».— Потому что звучит гордо?
Не поэтому. Безударная гласная в русском всегда редуцируется. В безударном виде это уже никакое не «о». А звучать оно должно как «о». Так что лучше сделать «о» ударным. «Гангуро
»… «Натто»… «Иносиси»… Туда же запишем и «якудзу».— Как это сложно, дарагой таварыш автар, как это тонко…
— Дык…
Формула политкорректности