Записки генерала Ермолова, начальника Главного штаба 1-й Западной армии, в Отечественную войну 1812 года

При Киевской крепости, на горе, называемой Зверинецкою, вновь построена небольшая крепостца, при работах которой находился я сам с отрядом войск от резервной армии, и потому знаю все безобразные ее недостатки. От старой крепости в 400 саженях расстояния мало вспомоществует ей собою и даже сообщения довольно свободного не имеет; не представляет собой даже и той пользы, что далеко удерживает неприятеля от крайностей, ибо овладевши ею неприятель чувствительного вреда крепости нанести не может [5].

Сила описанных крепостей по-видимому не заключается в них собственно, но в отдалении способов неприятеля для предпринятая осад.

Сему обязаны мы целостию Риги, сохранением Бобруйска и можем принимать их за твердыни непреодолимые.

Во время пребывания 1-й армии в укрепленном лагере неприятель собирался на левом нашем крыле, направляясь на Дисну. Маршал Даву поспешал к Минску с сильным корпусом, но только еще голова оного приближалась к городу. Князь Багратион мог бы предупредить Даву в Минске, и если бы даже встретился с его войсками, то конечно с одними передовыми, как то известно сделалось после; надобно было, и он должен был решиться атаковать, предполагая даже понести некоторую потерю, чтобы овладеть дорогою на Смоленск. Изменила князю Багратиону всегдашняя его предприимчивость. К тому же скорость движения его умедливали худые от Несвижа дороги и переправа чрез Неман у местечка Николаева. Также получая о неприятеле вести преувеличенные, он возвратился к Несвижу и чрез Слуцк пошел на Бобруйск. За ним последовали войска в команде короля вестфальского и князь Понятовский с польскою конницею. С сего времени на соединение обеих армий отняты были все надежды. Государь император изволил сообщить мне полученное им известие и не скрыл, сколько горестно оно было для его сердца, но утешительно мне было видеть, что можно надеяться на его твердость.

Определено отступление 1-й армии из укрепленного лагеря. Июля 1-го дня возложена на меня должность начальника главного штаба армии. От назначения сего употребил я все средства уклониться, представляя самому государю, что я не приуготовлял себя к многотрудной сей должности, что достаточных для того сведений не имею и что обстоятельства, в которых находится армия, требуют более опытного офицера и более известного армии. Конечно, нетрудно было во множестве генералов найти несравненно меня способнейших, но или надобны они были в своих местах, или, видя умножающиеся трудности, сами принять должности не соглашались.

Я просил графа Аракчеева употребить за меня его могущественное ходатайство. Он, подтвердивши, сколько трудна предлагаемая мне должность, не только не ободрил меня в принятии оной, напротив, нашел благо-рассудительным намерение мое избавиться от нее, говоря, что при военном министре она несравненно затруднительнее, нежели при всяком другом. Известно было, что он поставлял на вид государю одного из старших генерал-лейтенантов Тучкова 1-го (Николая Алексеевича), основательно полагаясь на опытность его, приобретенную долговременным служением[6] . Государь, сказавши мне, что граф Аракчеев докладывал ему по просьбе моей, сделал мне вопрос: "Кто из генералов, по мнению моему, более, способен?" "Первый встретившийся, конечно, не менее меня годен", - отвечал я. Окончанием разговора была решительная его воля, чтобы я вступил в должность. "Если некоторое время буду я терпим в этом звании, то единственно по великодушию и постоянным ко мне милостям Вашего величества", - сказал я и одну принес просьбу: не лишить меня надежды возвратиться к командованию гвардейскою дивизиею, от которой показывался я в командировке. Мне это обещано.