Записки генерала-еврея

После сказанного неудивительно, что одного слова Алексеева, что лошадь его на месте, было достаточно, чтобы разочаровать следователя и почтовое начальство, которое, со своей стороны, вело ещё самостоятельное следствие.

После ответа Алексеева розыски направлены были по разным иным направлениям, которые, однако, очень скоро опять привели к почётному гражданину. При всём том никому в голову не приходило допрашивать Алексеева в качестве подозреваемого. Только после того, когда сосредоточилось много явных улик, когда, наконец, и сам почтальон сознался и указал на Алексеева, как инициатора, подстрекателя и исполнителя, собственноручно убившего ямщика, пришлось поверить, что «в стране чудес и курьёзов» возможен и такой курьёз, как богатый почётный гражданин в роли разбойника и грабителя на большой дороге.

Эти предположения, в виде тонких и деликатных намёков сообщили Алексееву за завтраком у губернатора. В тот же день он был арестован, и недели через две, по велению слепой Фемиды, этот почётный гражданин был повешен в своём родном городе Чите рядом со своим соучастником, ссыльнопоселенцем Пенде.

Везде, конечно, этот выдающийся факт общественной жизни явился бы совершенно необычайным, как нечто невозможное с точки зрения житейской этики. Но в Сибири к таким явлениям если не привыкли, то, во всяком случае, относятся к ним равнодушно. Причиной является то, что в устах народной молвы многие крёзы сибирские, сияющие щедрой благотворительностью, служащие предметом поклонения, подобно Алексееву, выросли на почве известной только Сибири крайне своеобразной приискательской жизни, нажив свои богатства такими мрачными путями, которые ужасают иногда даже сибиряков, привычных ко всяким явлениям подобного рода. Неудивительно, если иногда на склоне дней пробуждаются старые инстинкты, усыплённые богатством и всеобщим поклонением.

Раз коснувшись характеристики сибиряков, перейду к описанию важнейших элементов населения собственно в Забайкалье, куда, после продолжительного странствования по Сибири, я прибыл зимой 1888 г. Скажу сначала два слова о первых шагах моей службы.

В январе 1889 г. я был переведён в Генеральный штаб. Вслед за тем был выбран членом-секретарём и заведующим делами областного статистического комитета, заведующим разными библиотеками, благотворительными учреждениями и, таким образом, сразу окунулся в самую гущу местной общественной жизни.

Надо заметить, что по всей Сибири, вообще, общественная и культурная жизнедеятельность во многом опередила Европейскую Россию. Приведу краткий пример, когда я задумал составить карту Забайкальской области, то я нашёл в области свыше 100 тригонометрических пунктов, определённых разными научными экспедициями; тогда как, например, в центре России, в Калужской губернии, таких пунктов я нашёл впоследствии только 10-15: настолько дальняя сибирская область оказалась более обследованной, чем подмосковная губерния.

Статистические комитеты, созданные в 50-х годах во всех губернских городах Европейской России, были так учреждением вполне мертворождённым; а в Сибири те же учреждения проявили оживлённую деятельность и во многом содействовали исследованию и выяснению местных производительных сил, деятельности населения, истории края и т.п.

Когда, бывало, уедешь из Владивостока или Благовещенска на несколько месяцев, то по возвращении не сразу узнаёшь даже собственную улицу, на которой живёшь, - так быстро вырастали новые постройки; а в той же Калуге гостиный двор, гимназия, да и весь центр города стоят в неприкосновенном виде со времени Екатерины II.

С первых же шагов моей служебной деятельности в крае мне пришлось - благодаря служебным поездкам - близко ознакомиться с двумя важнейшими элементами населения Забайкалья: бурятами и «семейскими» (раскольниками). Стоит сказать о них несколько слов, потому что о тех и других в России имеют смутное представление.

Буряты сами называют себя «бурядами», а при первом знакомстве с русскими получили название братских, - вероятно, вследствие простого созвучия слов, почему сибиряки до сего времени называют бурят «братскими».

Источником существования бурят служит скотоводство, которым они занимаются с особой любовью; чтобы быть поближе к своим стадам, они перекочёвывают с места на место, в зависимости от времён года и обилия подножного корма. Жилищем в летнее время служит юрта, а при наступлении холодов - зимушка. Внутреннее убранство юрт всегда однообразно: против входа помещается ларь, на котором ставится несколько бурханов, а перед ними раскладываются принадлежности религиозного культа: шесть медных чашечек с жертвоприношениями - мука, зерно, чай и прочее, металлическое зеркало, курительные свечи и т.п.

Посредине юрты, под отверстием в крышке, укрепляется железный треножник, который служит очагом.