Записки гитарного хардгейнера

Мой хороший приятель Слава Шилкин, на первом курсе, когда мы еще не были хорошо знакомы, поражал меня внешним видом — высокий, очень худой, с одухотворенным взглядом и волосами ниже ватерлинии. Я все время гадал — на чем же играет этот, просто эталонный творец высокий музыкальных материй?

И был сражен, увидев его на репетиции оркестра с маленьким металлическим треугольником, в который за время исполняемого произведения было нужно, в строго прописанных местах, пару раз ударить. «Да неужели, чтобы на треугольнике играть, пять лет в консерватории учиться нужно?! А до этого еще четыре — в музучилище?!!»

Тогда я еще не знал, что академические ударники играют на всех классических ударных инструментах — от литавров — огромных и тяжелых котлов, до пресловутого треугольника. Мало того, они еще и мелодии солируют на всяких ксилофонах и маримбах. Так что есть чему учиться.

А Слава Шилкин, кроме того, что конечно же умел играть и на барабанной установке, еще и гитаристом оказался. Причем на ударных он играл профессионально, но как бы по специальности, а на гитаре — от души. В-общем, я уже описал эту ситуацию.

Мой доморощенный «гитарный гений» на всем это ярком фоне сильно утух.

Но, как в старой присказке, — «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Первая повестка в армию пришла за неделю до моего восемнадцатилетия — военкомат взял прицел «с упреждением». Сосед — баянист и любитель Deep Purple, получив повестку за меня, цинично выкинул ее в мусоропровод.

Еще пара рискованных трюков оттянула мой конец с осеннего призыва до весеннего. Однако, в начале лета 1986, сразу после сдачи сессии за первый курс, меня «упаковали» на два года.

2. В первый год, даже год с небольшим мне было совсем не до гитары — остаться бы живым. Но я остался жив, слегка окреп, даже немного обнаглел… Вообще армейская тема у меня — это почти готовая серия специфичных рассказов, которые однако никак не пересекаются с текущей. Такой дикой смеси кошмарного и смешного я больше нигде не видел и не испытывал. Наверное, к счастью.

Год прошел. Можно чуть-чуть расслабиться.

Вернемся же к гитарам. Служил я не в ансамбле при клубе, ни даже в полковом оркестре — в обычной роте. В сводном полковом хоре правда, пел, это было. Неплохая возможность свалить из казармы на репетицию, на пару часов, но все ж.

Гитара таки появилась. Это была гитара — чемпион среди гитар. По паршивости. Между струнами и поверхностью грифа можно легко было просунуть палец. Тем не менее, на этом тоже умудрялись что-то играть. Я вспомнил ненавистные с детства аккорды.

Кто же мог предположить, что следующее озарение меня постигнет в такой вот несуразной обстановке.

Диск «Переступи порог» у «Черного кофе» — хит продаж.

1987 год. В армию пачками отправляют «металлистов».

Постриженные наголо и переодетые в мешковатые зеленые х/б, замордованные командирами, дедами и нацгруппировками, они продолжают хранить свою веру в торжество хэви-металл. Точь-в-точь — первые христиане.

И вот, невысокого роста, обрусевший армянин из Москвы, не помню, как звали его (зато запомнил, как замполит роты лишил его самого святого — нежно хранимой фотографии Оззи Осборна) как-то разговорился со мной.

Я признался что, в принципе, тоже уважаю тяжелый рок (до этого, пока был «молодой», предпочитал тихариться) и в ответ получил несколько уроков рокового аккомпанемента.

Оказывается, можно играть не полными аккордами! «В глубокой шахте который год таится чудище змей»! «Воля и разум», мать его так!

Почти каждой ночью ленинская комната (были такие в армии, для морально-политического воспитания личного состава) содрогалась от ритмичного треньканья по двум басовым струнам, в котором солдаты-узбеки узнавали что-то родное. А что поделать, «акустика» ведь, дисторшн только предполагается. С другой стороны тоже некуда деваться, раз сам Холстинин называл аккомпанемент большинства песен того периода не иначе, как «умеренный атагадан».

«Атагадан» по ночам продолжался до самого дембеля. Из армии я ушел убежденным металлистом, даже волосы начал отращивать еще там — как водится, под шапкой. Оттуда же в мирную жизнь я вез незамысловатый репертуар первых советских хеви-метал групп. Причем некоторые песни я даже еще не слышал в оригинале — только в переложении для «ротной» гитары, московско-армянский вариант.

3. 1988 год. За эти два года, пока я был «выключен», в стране что-то изменилось. По формально Советской еще России свободно катался рок-н-рольный агитпоезд с целым батальоном молодых скандинавов — рокеров, художников, мимов и прочих артистов.

А ленинский комсомол вполне официально встречал и провожал его в каждом городе, организовывал выступления в ДК и горячее питание, и всячески помогал этим идеологическим диверсантам в моральном разложении самого себя.

Я, как псевдокомсомолец со сносным знанием английского, тоже приложил свои усилия, и со скандинавской помощью и большим удовольствием разлагал комсомольскую организацию г. Уфы.