Клайнман. Ну, есть доктора… клиники… Маньяк. Думаете, доктора что-нибудь смыслят? Я ходил по врачам. Сделали мне анализ крови, сделали рентген. А то, что я псих, не обнаружили. Рентгеном не просвечивается.
Клайнман. А психиатры? Гипнотизеры? Маньяк. Ну, этих обдурить ничего не стоит.
Клайнман. Как это?
Маньяк. Я же веду себя как нормальный. А они мне кляксы какие-то показывали… Спрашивали, нравятся ли мне женщины. Я отвечаю: «А как же!»
К л а й н м а н. Да, ужасно.
Маньяк. У вас есть последнее желание?
Клайнман. Да вы что, в самом деле не шутите?
Маньяк. Хотите удостовериться, что у меня смех как у последнего психа?
Клайнман. Нет. Но все-таки прислушайтесь к голосу рассудка.
Маньяк. Прощайте, Клайнман.
Клайнман. На помощь! На помощь! Убивают!
Собирается небольшая толпа. Слышны реплики: «Он умирает», «Клайнман умирает», «Умирает».
Джон. Клайнман, как он выглядел? Клайнман. Как я. Джон. Что значит – как вы? Клайнман. Похож на меня.
Джон. Но Дженсен говорил, что он выглядел как Дженсен… высокий, светловолосый, похожий на шведа…
Клайнман. О-о-ох! Вы будете слушать Дженсена или вы будете слушать меня?
Джон. Хорошо, только не надо злиться…
Клайнман. Ладно, не буду, только не надо молоть чепуху… Он был похож на меня…
Джон. Ну, разве что он мастерски гримируется…
Клайнман. Кое-что он уж точно делает мастерски, к я бы вам советовал поторопиться!
Джон. Принесите ему воды.
Клайнман. Зачем мне воды?
Джон. Я думал, вы хотите пить.
Клайнман. Смерть не обязательно вызывает жажду. Если, конечно, тебя не зарезали сразу, как поел селедку.
Джон. Вы боитесь смерти?
Клайнман. Я не боюсь умирать, просто не хочется при этом присутствовать.
Джон
Клайнман
Джон. Бедный Клайнман. Он бредит.
Клайнман. Ох… о-ох… охау-у-у.
Джон. Пойдемте, надо придумать другой план.
Начинают расходиться.
Клайнман
Мужчина
Все устремляются на поиски убийцы, а мы ОПУСКАЕМ ЗАНАВЕС.
Бог
Действие происходит в Афинах. Год примерно 500-й до Р. X. Закат. В центре огромного пустого амфитеатра – два ошалелых грека. Один из них – Актер, другой – П и с а т е л ь. Они что-то обдумывают. Оба совершенно остервенели. Играть их следует парочке самых что ни на есть жлобских балаганных клоунов.
А к т е р. Э! Ни черта. Нет ничего, и не было.
П и с а т е л ь. Как это – ничего нет?
А к т е р. А так. Вообще. Вообще все – бред и бессмыслица.
П и с а т е л ь. Концовку бы!
А к т е р. А я тебе про что? Мы над чем с тобой бьемся-то? Ведь мы как раз и бьемся над концовкой.
П и с а т е л ь. И вечно мы с этой концовкой!
А к т е р. А написано потому что беспомощно.
Вот и приходится…
П и с а т е л ь. Да разве я что говорю? Она и в самом деле слабовата.
А к т е р. Слабовата! Да она просто неправдоподобна! Когда пишешь пьесу, вся штука знаешь в чем? Надо начать с конца. Заимей сначала хорошую ударную концовку. А потом пиши себе задом наперед!
П и с а т е л ь. Я пробовал! Получается пьеса без начала.
А к т е р. Но это же абсурд!
П и с а т е л ь. Абсурд? При чем тут абсурд?
А к т е р. В каждой пьесе должно быть начало, середина и конец.
П и с а т е л ь. А, собственно, зачем?
Актер
П и с а т е л ь. А как насчет кольца?
Актер
П и с а т е л ь. Диабетус, пожалуйста, подумай о концовке! Ведь у нас премьера через три дня.
А к т е р. Это у
П и с а т е л ь. Позвольте вам напомнить, уважаемый! Ты же полуголодный бедолага, которому я по доброте душевной разрешил выйти на публику в своей пьесе, чтобы как-то помочь тебе. Чтобы ты смог снова вернуться на сцену.
А к т е р. Полуголодный? Пожалуй. Давно работы не было? Может быть. Никак снова на сцену не выбиться? И это может быть, но чтобы пьяница?!
П и с а т е л ь. А я разве сказал, что ты пьяница?
А к т е р. Ты-то не сказал, да я-то знаю, что к тому же я пьяница.