Читаем Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785-1789 полностью

Не трудно понять, до какой степени императрица негодовала на Англию и Пруссию за то, что они освободили короля из того опасного положения, в которое его поставили датчане, что они дали ему средства покорить сейм, привести возмутившееся войско к повиновению и продолжать войну. В это время мы могли получить от государыни все, чего хотели, лишь бы сладился союз между четырьмя державами. Я воспользовался этим случаем и повторил свое предложение войти в сношения с турками и условиться с ними о перемирии. Согласились на все, и императрица, объявив, что не желает никаких посредников, кроме нас и Испании, приказала вице-канцлеру Остерману войти в переговоры с Шуазелем. Ему поручено было прежде всего настаивать на освобождении Булгакова и уполномочить французского посла выхлопотать у Порты шестимесячную остановку военных действий. В тоже время императрица объявила, что князь Потемкин принимает начальство над обеими южными армиями и отправится на юг с полномочием вести переговоры о мире. Фельдмаршал Румянцев, утомленный неприятностями, которым подвергался, выпросил себе отставку[129].

Едва исполнив с таким успехом желание моего двора относительно мира и посредничества, я получил ожидаемые мною окончательные инструкции: они были от 19 марта 1789 года. «Король, — писал мне Монморен, — видя, что испанский двор не хочет приступить к союзу и ограничивается сохранением договоров, которые обязывают его, в случае войны, помогать нам против англичан, изменил свои мнения о положении европейских дел. Его величество полагает, что связь с Россиею может поссорить нас с Турциею, если только это дело не останется в тайне, но в таком случае оно не достигнет своей цели, не ослабит связи Англии с Пруссиею. Прежде всего мы должны действовать, как посредники, и ускорить мир; когда заключится мир, четвертной союз уже не будет нужен. Король не охотно гарантирует целость Польши, страны, на которую уже давно не имеет никакого влияния, это значило бы без нужды подвергаться случайностям отдаленной войны. К тому же, готовятся к созванию генеральных штатов с целью соразмерить расходы с доходами государства. Только достигнув этого, король может с уверенностью исполнить прежние свои обязательства и не решается налагать на себя новых. Хотя он и может рассчитывать на преданность своих подданных и на громадность средств государства, однако он считает неблагоразумным пугать умы возможностью значительной войны. Франция, успокоившись, укрепится, усилится и будет тогда полезною союзницею: вот причины, по которым она удерживается теперь от союза. Его величество надеется, что императрица оценит основательность этих доводов и откровенность отношений. Впрочем король не отказывает постановить основания союзного акта, только без окончательного утверждения пунктов до того времени, когда препятствия, здесь указанные, будут устранены. Это может произойти тогда, когда императорские дворы помирятся с Портою, и когда внутренние дела Франции уладятся, то есть по закрытии генеральных штатов».

Таковы были в сущности наставления, так долго ожидаемые, и которые я должен был сообщить русскому правительству. Монморен присоединил к ним проект трактата, им сочиненный, и в письме, писанном ко мне собственноручно, извещал меня, что совет единогласно признал пользу союза, но что осторожность короля удерживала его подписать такой договор с Россиею, пока она будет в войне с Турциею.

Я в точности последовал этим новым наставлениям и, как умел, старался рассеять недовольство, которое произвела эта перемена в русских министрах. Я не скрывал от Монморена, что мое положение делалось скользким и трудным. «Как поддержать доверие к нам, — писал я ему, — когда мы признаемся в собственном бессилии? Каким образом представить союз с нами нужным, когда мы отлагаем его до заключения мира с турками, то есть до того времени, когда императрица не будет нуждаться в нашей помощи? Каким образом воспрепятствовать сближению России с Англиею, которая, будучи полезною в дружбе и опасною во вражде, обещает ей, в случае соглашения, самый выгодный мир? Наконец я должен, чтобы снять с себя ответственность, выставить на усмотрение его величества важное обстоятельство; если я успею (хотя и считаю это невозможным) заключить когда нибудь предположенный договор с императрицею, то, так как положение дел тогда изменится, императрица никак не захочет, на случай нашей войны с англичанами, закрыть от них русские порты в нашу пользу; а ведь это главная выгода, которой я ожидал от этого союза. Русские министры, как я и ожидал, горько жалуются; они попрекают нас торговым трактатом; ему приписывают они все затруднения, которые делают им теперь Англия и Пруссия. Очевидно, что система их должна измениться. Императрица уже стала гораздо благосклоннее к Витворту, английскому министру».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное