Записки грибника #2

Поляки в обход леса поехали, а мои хлопцы напрямки… Самую малость чуть не успели, у гонца лошадь захромала, пока они заводную переседлали, туточки им карачун и пришел. Уж очень они удачно на поляне лесной стали, да и местечко тихое, с тракта не шибко видать. Так что прибытку у нас девять лошадок, три пищали аглицких и четыре пистоля. А барахлишко прочее, робятки себе на дуван забрали.

Мне удалось сломать ровно пополам одну печенюху и, опустив в кружку с кипятком довести до приемлемого состояния. Умеют бабы вкусности готовить, вроде ничего сложного, а ты ж смотри, два месяца и не испортилось. Мазанул кусок медом и отправил в рот. — Филантий так фто там пифано?

Силантий отпил глоток чая из своей кружки, скривился словно от уксуса, выплюнул напиток обратно в посудину, а содержимое выплеснул на пол. — Ганька! Иди сюда холера ходячая.

Скрипнули петли, и в дверь просунулась голова местного мальчишки, взятого сотником себе в помощники — денщики.

— Звали, Силанть Митрофаныч?

Силантий бросил ему ключ (размером с меч кладенец), — Корчагу из сундука принеси, — и когда подросток почти скрылся из виду, крикнул в след, — Да запереть не забудь.

Ворчливо добавляя под нос, — а не то ходют тута разные… опосля кувшинЫ пропадают.

Я прожевал кусок, — Силантий, так что там писано? — повторил свой вопрос.

Он гордо молчал, барабаня пальцами по крышке стола. Пожав плечами, ваш покорный слуга принялся уничтожать жалкий запас продуктов находящийся в доме. Завтрак проспал, обедом не покормили, на полдник кирпичи пересушенные, того гляди последние зубы об них поломаешь. Поскреб по сусекам, нашлось — солонины шмат, половинка каравая ржаного, пяток огурцов и головка чеснока. Окинул взглядом все это великолепие… как раз под водочку.

Надобно чтоб графинчик с холоду был, запотевший. Должон постоять немного и когда начнет слезой истекать по граненому боку. В рюмочку, небольшую, грамм на двадцать не более, налить. Вилочкой наколоть кусочек балыка, белого, астраханского. Откусить самую малость, только для вкуса, разжевать и проглотить. Другой рукой, поднести рюмку к губам и крошечными глоточками, выпить, чтоб ощутить острую прохладу, стекающую по языку. Потом положить в рот остатнее и не жевать, а выдавливать сок из кусочка и лишь когда привкус заканчиваться начнет, вот только тогда и можно будет прожевать и проглотить. Откинуться на стуле, опершись на спинку, прикрыть глаза на пару мгновений и подождать чуть-чуть… Ледяная волна, прокатившись по пищеводу, ухнет в желудок, отчего приятная прохлада охватит все тело… Не надо торопиться… Еще одно мгновение обождать… И вот оно! Огонь! Неистовый огонь пожара, разгорающийся внутри…

И только теперь можно, склониться над тарелкой, вдохнуть чудесный аромат тройной ухи, зачерпнуть ложкой янтарного бульона и…

— К-хе, к-хе. Федька, ну и рожа у тебя… словно у кобеля на суку течную. к-хе, к-хе. Глаза шалые и слюни по всей морде… — Силантий рассмеялся, дребезжащим смешком, запрокинув назад голову.

А я вдруг увидел, насколько он стар, наш несгибаемый сотник. Сухая морщинистая кожа на шее, впалые щеки, заросшие седой бородой, выступающие скулы… И живые, ярко горящие, темно коричневого цвета, глубоко посаженные глаза, внимательно наблюдающие за мной из под мохнатых, черных бровей.

Такие не умирают в постели, окруженные толпой родственников, рыдающих у смертного одра в ожидании кончины патриарха, чтобы тотчас начать грызню за наследство. Этот будет лезть на рожон, подставляя голую грудь под вражеский клинок. Первым выходить на поле боя и последним уходить с него не щадя жизни за други своя. И пусть банально звучит фраза, но это про него — Отец солдатам.

Если мою ругань стрельцы воспринимали спокойно — небрежно, собака лает — ветер носит, то одна единственная попытка пошутить по поводу сотника, едва не стоила мне разбитой морды.