— Я б тебе её, вообще открутил… (тра — та — та) ты чего вчера так нализался? Мы с Никодимом пришли, а вы с Архипом лыко не вяжете. Захожу, ты рядом с лавкой спишь, шапка твоя на столе, Архип что-то ей доказывает.
Я сел на кровати, свесив босые ноги, дотянулся до источника живительной влаги и отпал только когда опустошил половину. Поставил обратно, обхватил гудящий череп руками и замер, боясь, пошевельнутся.
Силантий многозначительно хмыкнул, потрепал по плечу и вышел, бросив на последок, — С тобой Никодим хочет словом перемолвится.
Моих сил хватило только сделать намек — что понял и услышал. Сколько так просидел, не знаю.
Не нужно было мешать пиво с вином…
Никодима нашел в мастерской, он давал ценные указания работникам.
— Звал? — спросил у него, когда освободившись, хозяин полез за чем-то под верстак.
От выдержка у человека, даже не вздрогнул, медленно повернулся и осмотрел меня с ног до головы.
— Нравлюсь? — поинтересовался у него.
Он кивнул, — Хочу запомнить напоследок. Еще раз подкрадешься тишком — зашибу. — И показал руку с зажатым в ней молотком.
Весомый аргумент…
— Извини, не со зла. Силантий сказал — что я нужен тебе…
Никодим кивнул головой, нагнулся и убрал на место орудие труда, а когда выпрямился, то просто махнул в сторону двери рукой — пойдем, мол.
Далеко не ушли, завернули за угол, присели на оставшееся после строительства, треснутое вдоль аж до середины, бревно.
Усевшись, он похлопал по дереву рядом с собой — садись, дескать, ближе. Снял шапку, тыльной стороной ладони вытер пот и пятерней прошелся по седым волосам. И все это молчком, спокойно и размеренно. Нагнувшись, сорвал травинку и, прикусив на удивление крепкими белыми зубами, начал.
— Сказывай Федор, что с тобой происходит? Ты ж как пес цепной на всех бросаешься, мужики на тебя жалобу молвили — ходит, рычит, как токмо еще не покусал… Мож табе бабу, надобно? Так поезжай в город… Чего башкой трясешь, словно мерин?
— Это кому я соли на хвост насыпал? — попробовал отшутиться, ан нет…
Никодим поморщился, — Не о том молвишь. Я тебе намедни сказывал о Вараве?
— Это, которого под мостки спустили?
Никодим слегка наклонил голову, — Ты вот парней набрал, учишь… А гроши… Когда начнем оружье делать? Моя кубышка почти пуста, скоро нам нечего будет людям давать…
— Совсем ничего?
— Самая малость, пуда на четыре…
«Четыре пуда, это с одной стороны много, с другой, продержимся на плаву, месяца два, не более. За это время должна быть готова первая партия, иначе… А вот об этом, лучше не думать. И надо искать другого поставщика. Черт. Что там, что здесь, медь стратегическое сырье, а здесь вдобавок и эквивалент денег. В принципе можно доделать те самовары что в работе, и закруглится с этим делом, начать потихоньку сборку замков.»
— Давай тогда, доделаем то, что есть… а я… Я с утрева возьму народ и начну потихоньку…
— Это не все новости, — Никодим как-то уж, обреченно вздохнул. Со злостью выплюнул изжеванную травинку. — Ляхи на Москву походом идти задумали.
В недоумении смотрю на него, — Ты шутишь?
— Господь с тобой, надобно мне таким шутковать. Пока кто-то почивать изволил, с приказу гонец был… — И Никодим замолчал, задумавшись.
— Не томи. Что молвил?
— А то… С малым нарядом к войску пойду… Пока что к Можайску, тама воевода Федор Бутурлин со товарищем Дмитрием Леонтьевым, по государеву указу рать собирают.
Мне в голову пришла совершенно дикая мысль, и я её озвучил. Чем вызвал неподдельное изумление у своего собеседника, — А какой год на дворе?
А ничего так вид. Круглые глазки, открытый рот и полная оторопь. Медник даже не сразу нашелся, что ответить на этот собственно простой вопрос. Я его прекрасно понимаю, если бы меня кто на улице спросил, тоже удивился бы. Его ответ порадовал.
— Допился! — его заключение по моему вопросу, было безапелляционно.
Я поморщился от несправедливого обвинения, но продолжал настаивать — Так все-таки?
— Июля девятый день одна тысяча шестьсот семнадцатого года от рождества христова.