Красивое место, много леса, нет уродливых проплешин огромных полей, линии электропередачи, вульгарных, гипсовых монументов, любимому вождю. Бродил до самого вечера, а устав и проголодавшись, вернулся обратно, на постоялый двор. Спать в коморке, предложенной Евсеем, отказался, убоявшись многочисленных домашних насекомых. Отправился на сеновал, с детства хотел попробовать, каково оно….
***
Утро началось с того что, проснулся на рассвете от жуткого холода, всё тело ломило и вдобавок болела голова. Покрутившись под накинутым плащом, плюнул, пошел в дом, там хоть и воняет, но тепло. Евсей, был на своем месте, приветливо кивнув, молчком поставил передо мной кувшин с вином, доску с накрошенным мясом и кусок серого хлеба. Забрал деньги и ушел. Я в одиночестве сидел за столом и завтракал.
Уже почти доел, осталось самая малость, когда заскрипели ступени ведущие со второго этажа и вниз спустился Степан, увидев меня, подошел и, не здороваясь, сел напротив, протянул руку взял со стола кувшин и приложился к нему, напившись, поставил обратно и осторожно утерев губы, уставился мне в лицо. Молчание затягивалось. И я не выдержал, — Сказывай.
— Чего?
— Чего надумал.
— Обидел ты меня вчера, крепко обидел.
Я, глядя на него, постарался припомнить наше знакомство и вчерашний разговор, да и вообще все, что он мне поведал о своих злоключениях.
' Народу было всего ни чего, что-то у нашего хозяина дела совсем не идут. Я сидел в углу перед пустым столом, опершись спиной на бревенчатую стену, проконопаченную болотным мхом, ожидая трактирщика. Шаркающей походкой мимо шел кто-то. Передумав идти дальше сел напротив.
Не открывая глаз, спросил его, — Что, скучно? Или тебе места мало?
Открываю глаза, передо мной сидит стрелец по виду молодой ещё парень. Правая щека, вспухшая, красного цвета, бровей и ресниц нет, я усмехнулся, — Эк тебя разукрасило. В костре спал что ли?
— А скажи мне немчура…
— Русский я, и зовут меня Федор. Или тебя контузило на всю голову?
— Ты почто лаешься?
— А сам с чего начал? Поговорить хочешь? Говори. Отвечу.
Он даже оторопел от таких слов, — А… — Только и смог сказать.
Тут пришел Евсей принес миску с кашей, кувшин и кусок хлеба, поставил передо мной, потом из чистой тряпицы достал ложку и положил на стол. Спросил, — чего еще буду.
Я сказал, чтоб нёс вина, он кивнул и молча, ушел.
В корчаге оказалось молоко, которое я вылил в плошку и вприкуску с хлебом стал есть. Когда пришел хозяин, стрелец велел, чтоб принес гречки и ему.
А потом мы сидели друг напротив друга, я пил чай, а он вино и молчали.
— Так чем тебе так лицо разнесло? — Начал я разговор после того как он напился, поставил локоть на стол подпер щеку, сморщился. Обхватил кружку ладонями и стал задумчиво поворачивать за ручку, туда-сюда.
— Пищаль, разорвало, вроде всё как обычно сделал, но… Только и успел, что глаза закрыть.
— Не повезло, тебе. Ружье старое было?
— Пищаль? — Переспросил и кивнул, да мол. — Нет не очень, лет пять, как с ней хожу, ходил вернее.
— Удачно, что разрыв пошел по запальному отверстию…
— А откуда знаешь?
— В другую сторону и тебя уже отпели бы, или так прикопали. Справа от тебя никого поблизости не было?
— Был, дружок мой, Макарка, стоял, но он далече был, шагах в пяти, Его кажется, тоже чуток достало, спит. Меня так вообще, давеча аж сомлел.
— Не тошнит?
— А…
— Блевать не хочется?
Он кивнул головой.
— Тебе надо полежать дня три спокойно, — Я показал на вино, — И это не пить, от него только хуже будет.
— А ты лекарь?
Я усмехнулся, — Нет, не лекарь, но такое у меня было. Так что у тебя было с пищалью?
— Плохо стрелять стала, вот и решил чуток, подправить, а она возьми да взорвись.
— Слышал, шведов побили.
— Так это ещё в прошлом годе было, побили свеев. Был я там.
— Расскажешь?
Степан отпил глоток, облизнул губы, поморщившись, когда кончик языка прошелся по обожженному уголку рта.
Посмотрел на меня, взгляд его вдруг поплыл, вспоминая давние дни….