Записки грибника

Это про него сказал Куракин, — 'Сей князь характеру партикулярного; собою видом, как монстра, нравом, злой тиран; превеликий нежелатель добра никому; пьян по вся дни; но его величеству верней был так, что никто другой…'

Высокий лоб, прямой нос, крупные уши, полное, округлое лицо, тонкие губы под небольшими усами, маленький подбородок и карие округлые глаза…

Пришлось, даже зажмурится и потрясти головой, прогоняя видение. Господь миловал, минула меня сея чаша… Хотя от сумы и тюрьмы зарекаться…

Князь-кесарь, грозный глава Преображенского приказа Петровских времен, внушал уважение, а Григорий Петрович, как ни как принадлежал этому многочисленному роду, и я решил свернуть с опасной темы, на более насущные вопросы. Ну, эту семейку к черту…

Стародубское княжество, занимавшее территорию по среднему течению Клязьмы. Выделилось из состава Великого княжества Владимирского в 1218, а в 1238 в Стародубе утвердилась династия князя Ивана, младшего сына Всеволода Большое Гнездо. Успешно отражая всякие притязания со стороны соседей просуществовала до XIV в. Затем княжество распалось на ряд мелких уделов — владений князей Пожарских, Ряполовских, Палицких, Ромодановских, Ковровых, Голибесовских, Гагариных, Гундоровых, Ковровых, Кривоборских, Татевых, Тулуповых, Хилковых, Небогатые и князь Неучкин.

И все они вели свою родословную от Рюриковичей.

Но из всех выше перечисленных фамилий нас интересует только одна, Ромодановские, потомки Рюрика в шестнадцатом колене. Этот род всегда верой и правдой служил своим государям, окольничими, боярами, послами в Персии и Копенгагене, но самый знаменитый это Федор Юрьевич Ромодановский, князь-кесарь, государства Московского, второй человек после Петра I.

Вот так в истории и бывает, один человек, Иван Всеволодович, а сколько осталось потомков, разные они были. Были трусы и предатели, тихие обыватели, не оставившие после себя ничего кроме имени. Но были и такие, кто сложил свою голову на поле брани, отдав жизнь за милое сердцу отчество'

Так что было от чего вздрогнуть.

— Бог с ним, с твоим князем, с тобой что делать. — И замолчав, стал в упор рассматривать стоящего передо мной человека, тот задергался, пальцы суетливо начали теребить зажатую в руках шапку. Выдержав паузу, я продолжил, — А ты в кузне работал?

— Без малого двадцать весен

— В малом сколько?

— Семь.

— А что делал?

— Наконечники для сохи, ножи…

— Какие ножи?

— Всяко разные, — Кузнец пожал плечами.

'Угу. Каков вопрос, таков ответ'

— Оружие ковал?

— Токмо рогатины, шеломы, шишаки, мисюрки… — Он задумался вспоминая.

Я переставал, что-либо понимать, этот Ефросиний, имеет опыт, и судя по его словам не маленький.

Почему он так упорно ломает оснастку. Попробуем ещё…

— И чтоб тебе, Ефросиний, ведомо было, оправка, которую ты намедни сломал, в немецкой слободе за рубль сделана. — Тут я приврал малек, каждая обходилась в два алтына и три деньги, но для пущего страху, надбавку за свои нервы сделал.

''Ганс' сперва даже обиделся, когда я стал при нем проверять его работу, но потом сам даже стал показывать те, которые требовали, по его мнению, дополнительного осмотра. Если честно какой он к черту немец, датчанин по рождению и волей своих неправильных богов оказавшийся в Москве. Из его изделий с третьей партии я отказался платить только за одну штуку из десяти. Его мне посоветовал Анисим, поход к дану я откладывал, сколько мог, пытаясь наладить местное производство.

Стою у своих ребят над душой, ковка, обточка, закалка, шлифовка, получаются. Проторчал в кузне до обеда, сделали три комплекта, два хороших один так себе. Разошлись. Я задержался в другом месте до вечера и когда пришел проверить готовое, мне показывают четыре железяки, а по другому этот хлам не назовешь. Беру первую в руки и сразу вижу, гавно. Посмотрел на вторую… Третью и трогать не стал. Набрал полную грудь воздуха, поворачиваюсь и… И медленно выдыхаю. В кузнице никого, ни одной живой души, было их человек восемь, когда пришел, испарились сволочи…

Наши мужики могут и умеют работать, но над ними надо стоять с кнутом. Ну почему так? Этот самый датский немец, он ведь за деньги работает, все условия и договоры блюдет. А может все потому что…

'Неясная мысль мелькнула в воздухе, вернулась обратно, проскакала по извилинам. Уселась посередь многострадальной головы, высунула язык, зачем-то, и хитро прищурившись, постучала себе по темечку… Что бы это значило?

Что значило, что значило, а то и значило, что я своей опекой достал всех, надо переходить на нормальные отношения, товар — деньги — товар. И еще одна проблема встает в полный рост, психологи из прошлого — будущего будут утверждать, что человек после сорока, пятидесяти лет начинает жить своим опытом, совершенно не воспринимая или принимая с огромным трудом что-то новое. Средний возраст моей 'железной братвы' сорок пять. Может в этом, сокрыта тайна моих не успехов.

Надо будет найти молодых, лет двадцати пяти, максимум тридцати и попробовать с ними. Этот возраст здесь принято считать молокососами и они ходят в учениках… Вот такая мысль посетила меня''