Записки грибника

— А потом, потом что будет с делом твоим. Вспомни, как по началу осени дед Митроха помер.

'Этот дедуля был колоритной личностью, в любое время года одетый в старую, протертую до дыр шубу, якобы полученную с плеча самого Ивана Грозного. Он пережил всех своих сверстников, детей и внуков. Последние лет тридцать прожил один, найдя себе отдушину в разведении куриц. Все бы ничего, но житье в одиночестве наложило отпечаток на его характер. Как говорили старики, знавшие его лучшие годы, уже тогда дед Митроха не отличался особой разговорчивостью. Так вот, у старого что-то переклинило в голове, он дал каждому своему петуху имя и разговаривал с ними как с людьми, а те ходили за ним как собаки. Как говориться, все бы ничего, да только содержать птичник довольно трудоемкое дело, если кормить поить у него сил хватало, то на уборку их уже оставалось. Постепенно он забрал всех несушек в дом и можно себе представить, как вонял этот дед. Это так же как по телеку как-то раз показали чокнутую старуху, содержавшую дома пятьдесят кошек. Только здесь была почти две сотни птиц. После его смерти с подворья в течении недели вывозили куриный помет скопившийся за многие года, все постройки были разобраны, вывезены и сожжены. Но земля до сих пор пустует и никто, даже из пришлых, не хочет жить на таком вонючем месте, благо усадьба стояла на отшибе. В приказе решили это место оставить пустым на год, а по прошествии времени ежели дальше смрад стоять будет, оставить ещё на год.

Только беда, вот какая, Митроха помер, а хватились его только через три седмицы. На что уж предки народ не впечатлительный, но стрельцы, которые тело нашли, блевали как заведенные. И дело на в смраде от разлагающегося тела, а его питомцах. Курица, это крыса сухопутная, жрет все подряд, если не доглядели и они пробрались на огород, то происки свиней покажутся вам милой забавой, порося копает только там где есть что-то съедобное, а эти пернатые твари гребут от себя и до забора.

Так что скушали дедушку его оголодавшие питомцы. Пришлось стрельцам всю эту живность рубить и резать. Косточки старика собрали по избе, сложили в мешок, уложили в домовину да закопали на краю кладбища.

А дед Митроха, был знатным птичником, у него было два десятка кур разнообразных пород, он снабжал яйцами половину слободы, пока не свихнулся окончательно. И все дело, которому он посвятил остаток своей жизни, пошло прахом, было сожжено и развеяно сизым дымом'

— Это ты к чему вспомнил?

— А к тому что… Кому ты свое дело оставишь? — Я намеренно надавил побольней. — Можно будет внуков сюда забрать, что постарше, ремеслу обучить, а там глядишь, и молодшие подтянутся, дело твое забытым не будет. А можно сирот взять…

— Федька, ты перепил, своего зелена вина, вот те крест. Может сразу богадельню построить, велишь?

— Это потом. Поведай, ежели у отрока отец с матерью померли, куда он денется?

— к деду с бабкой…

— Ага! Только вот беда, они тоже преставились. Так куда дитю деться?

— К родне пойдут, дальней. — Хмурым голосом ответил Никодим.

— Или подберут их люди добрые на большой дороге живущие, и глядишь через пяток годков ты по головушке кистенечком и получишь. Давеча не у тебя ли мошну срезать пытались в хлебном ряду? Сколько тому отроку лет от роду, восемь? Десять?

— Ты что хочешь от меня, ирод? — Рыкнул на меня медник.

— Никодимушка, — Марфа стояла, придерживая рукой занавеску, — что ты как телепень, ей богу, дальше своего двора носа не кажешь, дальше забора не зришь. Феденька…, - Всхлипнув, она уголочком платка прикрыла лицо и исчезла из вида.

— Федор, идтить тебе надобно, — Что-то смурное, мелькнувшее во взгляде Никодима, просто подняло меня с лавки и вывело за дверь.

Вот на такой минорной ноте закончилась моя первая попытка поговорить со своим компаньоном о будущих перспективах.

Следующая была в мастерской через пару дней… Просвистевшая над головой заготовка крышки ведерного самовара, отложила разговор до вечера. В обед не дали открыть рот, предупредив, — 'что если раззявлю варежку, то жрать буду на конюшне' А вечером, Марфа принесла пайку в мою 'келью'

Я попытался с ней заговорить, но она, молча, сдвинула бумаги на край стола, поставила миску гречневой каши, крынку молока, кусок хлеба и ушла, не проронив, ни слова. Но взгляд… заставил поверить, что у меня, кажется, есть союзник. Подскочил к оконцу и, прислонившись к стеклу, рассмотрел нашего хозяина стоящим на крыльце. Так и есть, пасет бабку, чтоб мы не сговорились.

Думаю, она дожмет своего деда, женщины в некоторых вопросах более упертые чем мужики.

Прошли ещё сутки, полного отчуждения. Только и слышал, — 'принеси, отнеси, положи. Пошел вон' Всё это время питался отдельно, еду приносила молчаливая хозяйка, забирала грязную посуду и, не говоря ни слова уходила.