Записки гробокопателя

- Кри-пу-ха?! Шшайсе! - прошипела Габи и трагическим движением опустилась в кресло.

Юрка уже знал, что это самое грубое у немцев слово, хотя в переводе на русский оно было довольно безобидное.

- Не сверкай очами, Габи, - пропел Юрка и погладил ее по голове. - Хочешь, я тебя в маковку поцелую? А это дело мы замажем. Это же просто так... наскальные надписи. Давай лучше покушаем.

- А старик? - Габи кивнула на дверь.

- Можно позвать. Михаил Васильевич!

На крик в комнату ворвался Котя.

- Найн! - Габи отпихнула его перепачканную овсянкой морду. - На-айн, майн клинер!

В открытую дверь постучал сосед.

Михаил Васильевич был в помятом костюме с галстуком. В руке он держал розовый графин.

- Наливочка вот, - он проковылял в комнату и поставил графин посреди столика. - Дружок у меня сам изготавливает. На даче фруктов вырастит и делает. А может, кашки желаете? На мясном бульоне.

- Данке. Спасибо. Я устала головой, забываю по-русски.

- Я тоже на память страдаю, - покивал ей старик и сказал сурово: - Ты ему морду умой лучше, чем газетой шоркать.

Юрка увел Котю в ванную.

- Я вот по-немецки все вспомнить хотел. На войне-то знал, а теперь... Михаил Васильевич развел руками. - Приятно было познакомиться, Габриэла?.. Как по батюшке? Отца как зовут?

- Мартин.

- Габриэла Мартыновна. Вы тут выпейте со свиданьицем, а я пойду: к вечеру мочи нет - ноги грызет. Ноги-то побитые.

- Уходите уже? - сказал Юрка, пропуская соседа в дверь.

- Башмак надо кончить, завтра на сельхозвыставку намереваюсь.

Сосед ушел. Габи выключила телевизор. Скинула туфли, сразу стала маленькая.

- И чего ты на каблучищах маешься? - удивился Юрка.

- Ты есть причина, что я себя заставляю мучить мои ноги. У меня ноги короткие!

- Отрастут, какие еще твои годы... - пробормотал Юрка, ловя себя на том, что говорит словами Роста. - А хочешь, положи их повыше, Вита всегда так делает.

- Вита? Майн гот!.. Я знала!.. Я говорила!..

- Габинька... - Юрка подошел к ней и обнял за плечи. - Ну, что ты! Это же Вита.

- Устала... Было так много окружающих... Скажи еще: почему Рост так странно одетый? - Она достала круглую красную жестяночку с вьетнамским бальзамом и помазала себе виски. - Он хиппи?

- Ну, ты даешь!.. У него две дочери! Взрослые! В институте учатся. Две-е. Цвай!

- Не говори со мной, как с дуркой, я тебе дам один шаг в зад! Я умею!..

- Ты меня лучше шпагой заколи. Только она гнется. На! - Юрка достал из шкафа старинную шпагу с потемневшим лезвием. - Рост подарил. Он на ней шашлыки жарил.

- Вар-вар! - простонала Габи. - Это раритет. Это надо декор. - Она отыскала над тахтой гвоздик и повесила шпагу за эфес.

- А если ночью по головушке?

- Слушай, ванна где есть? - устало спросила Габи. - Я зовсем разбита... Открой окно, чтобы люфт... хунд спит...

- Я ничего не поняла здесь в тот раз, - сказала Габи на остановке автобуса. В глазах ее стояли слезы. Говорила она тихо и все время держала Юрку за руку. - Ни-че-го... - Она с ненавистью посмотрела на приближающийся автобус. - Ты сейчас вернешь Котю домой и потом?

- На работу.

- О майн клинер... - тихо прошептала Габи, непонятно к кому обращаясь: то ли к Юрке, то ли к терьеру...

6

Габи тянула время. Она сделала репортаж о русской бане и вымолила разрешение продлить командировку еще на неделю, пообещав подготовить материал о цыганском ансамбле. Виделись они каждый день.

Однажды Габи не позвонила в конце дня. Юрка прождал час, помог уборщице двигать столы, но звонка не дождался.

Дома Михаил Васильевич грустно протянул ему письмо:

- Мартыновна днем приходила. Самолет у ней сегодня. Письмецо тебе велела.

Юрка разорвал конверт.

"Ты будешь дальше обнимать Нину, Галю, Маню, а я, старая корова, буду даваться некому".

- ...Супчику ей налил, наливочки, чтоб повеселей было... Жалко бабочку, хоть и немка... Уехала... Ну, чего ты загоревал?.. Такую - понятное дело - с шеи не счешешь. Ничего - обомнется. Тебе вот тещенька звонила, беспокоится, как ты...

Юрка впал в тоску. После работы он шел домой пешком, чтобы убить время. Читать не получалось. Все было неинтересно.

Один раз Габи позвонила ночью. Превозмогая стыд, срывающимся голосом спросила: "Ты один?" Она сказала это таким несчастным голосом, что от жалости к ней у Юрки стянуло горло, и он только тупо бормотал: "Ну, что ты говоришь, Габинька, ну как ты можешь..." Ничего другого вымолвить он не мог, по щекам катились слезы...

Михаил Васильевич донес Вите о Юркиных переживаниях. Та - Росту. Рост позвонил Юрке и под угрозой разрыва отношений велел заниматься делом, то есть срочно сдавать "хвосты" в институте, - из института Юрку каким-то чудом еще не отчислили.

Институтские дела немного оттянули Юрку от тоски. Рост велел на занятия не ходить - какие мозги после работы, - а как следует готовиться к сессии. И предложил, пока лежит в больнице, сделать Юрке контрольные. А с чертежами Юрка и сам справится - не первый год замужем...