Записки губернатора. Кишинев 1903–1904

«Оказательство» выставлялось против них, как опасное и всегда победоносное оружие. В самом деле, пусть кто-нибудь попробует звонить в колокола без оказательства, идти крестным ходом вокруг церкви. Кончилось тем, что при энергическом содействии местного «миссионера» – этого всем ненавистного представителя православного иезуитизма и православного инквизиционного духа, измаильское старообрядчество сравнялось с российским и даже было в худшем положении, так как оно сознавало себя более обиженным, лишенным обещанной ему русским правительством терпимости. Полиция, конечно, как это всегда бывает, применялась к задаваемому духовным начальством тону, и в результате получалась, например, такая картина.

Местный старообрядческий архиерей, уважаемый старик, рукополагавший священников, духовный авторитет всех местных раскольников, собирался выехать в Румынию. По паспорту он числился мещанином Василием Лебедевым и, в качестве такового, должен был явиться за паспортом в полицейское управление, непременно лично. Его заставляли ждать некоторое время, после чего пристав возглашал во всеуслышание: «там Васька Лебедев паспорта дожидается, позовите Ваську». Архиерей входил и непременно выслушивал такой вопрос: «Тебе паспорт нужен? Получи».

Таким образом проявлялось «оказательство» русской правительственной власти в противовес оказательству раскольничьих обрядностей.

В Измаиле началось, обычное в России, применение правил о постройке и ремонте старообрядческих храмов. Новых зданий возводить не дозволялось, починка старых допускалась лишь при условии сохранения прежнего вида здания. Когда я приехал в Измаил, то мне немедленно, со стороны православного духовенства, подана была жалоба с указанием на неправильные действия полиции, допустившей расширения раскольничьей церкви. Дело заключалось в том, что старообрядцы, после долгих хлопот, и, вероятно, не без денежных жертв, получили разрешение губернского правления окружить стены своей церкви кирпичными контрфорсами. Они повели дело так успешно, что вскоре все церковные стены были заключены в новый футляр саженной толщины, после чего оказалось возможным вынуть часть стен внутри церкви. В образованных таким образом, нишах разместилось человек 100 лишних прихожан. Такая хитрость возмутила православное духовенство, просившее меня не допускать по отношению к его соперникам дальнейших послаблений.

Я с детства чувствовал пристрастие к раскольникам, которые в наших местах выгодно отличаются от остального населения трезвостью, деловитостью и каким-то чувством собственного достоинства. Впоследствии я убедился в том, что среди русского христианского населения, которое на самом деле, в отношении обрядовых форм, а отчасти и по своим верованиям, близко стоит к идолопоклонству, наиболее живым и наименее индифферентным в религиозном отношении следует признать именно раскольников и сектантов, крепко стоящих за свою веру и свой обряд, а иногда и стремящихся найти новые пути своим религиозным идеалам. К массе православного духовенства, духовную роль которого, вряд ли кто-нибудь, кроме его представителей, найдет возможным защищать, у меня создалось непобедимое предубеждение. Поэтому я воспользовался представившимся случаем и сделал все, что мог, для удовлетворения скромных просьб, представленных мне измаильскими староверами.

Московские старообрядцы Рогожского кладбища пожертвовали своим измаильским единоверцам колокол в память коронования Императора Николая II. На принятие этого пожертвования последовало высочайшее соизволение, но бессарабское губернское правление, на основании требования духовного начальства, отказало в разрешении построить для колокола колокольню. Я немедленно разрешил старообрядцам начать эту постройку, составив впоследствии, по возвращении в Кишинев, постановление по губернскому правлению, в котором вывел необходимость такого разрешения из смысла упомянутого высочайшего соизволения. Посетив затем старообрядческую церковь, в которой был отслужен в моем присутствии молебен о здравии царской семьи, я нашел возможным удовлетворить несколько малозначащих пожеланий старообрядческого духовенства, вроде разрешения поправки желоба на церковной крыше и водосточных труб, на что полиция не соглашалась, требуя непременно особого постановления строительного отделения губернского правления. Наконец, ко мне обратились с более серьезной просьбой о возобновлении деревянной церкви, в которой богослужение прекратилось вскоре после 1878 года, вследствие ветхости здания.