Записки империалиста (СИ)

Немного придя в себя от таких новостей Луи-Наполеон начал обдумывать сложившееся положение дел. «Сообщать уже завтра о поражении не стоит. Публику надо подготовить. Часть вины возложить на англичан, турков и… вновь на фанатичных русских. Можно и на погоду. Кто сейчас будет разбираться какая она там была? Про потери тоже говорить вскользь. Чёрт, и парировать нечем это поражение! Перестройкой Парижа? Так и она вызывает у парижан недовольство. Может, и правда плюнуть и начать выходить из этой войны!? Нет. Нельзя. Это позор. И тяжелые последствия. Дьявол, разбери этих русских и англичан с ними!!! Придётся сделать громкие аресты. Благо у Бийо есть большой список лиц для этого. И надо будет готовиться к визиту лиц из-за Ла-Манша. Уж, теперь с этих островитян я получу всё, что захочу. Пусть, кузен Валевский, готовит с ними встречу, и воздействует на австрийцев и пруссаков. Хотя сейчас конечно сдавать в этой игре будем не мы».

Через несколько дней, когда Наполеону III-му доложили подробности сражения под Керчью он впал состояние, близкое к ярости. Тысячи убитых, раненых и… пленных. Таких неудач французская армия не знала со времён войн против его великого дяди. Через несколько дней узнав о личном участие императора Александра в сражении, не природный император Франции подумал: «Как молодой Наполеон при Арколе. Александр, готов быть вместе с войсками, лично храбр… это плохо. Для меня точно. Теперь точно будут говорить за глаза: «Вот у кого настоящий император! У русских». Наверно, придётся ехать мне в Крым. Такие разговоры мне точно не нужны». А разговоры о поражении войск союзников под Керчью пошли волной по Франции. От Страсбурга до Бреста, от Марселя до Кале. Французам, как и любому народу, тем более великому, не нравилось терпеть поражение. Пусть случайное, и мало чего меняющее в войне, которую уже почти выиграли. Так по крайне мере писали газеты.

На другом берегу Ла-Манша о поражении под Керчью узнали одновременно с Парижем, если не быстрее. На Даунинг-стрит, 10, в Букингемском, Вестминстерском дворцах и Лондонском Сити. Официальная реакция была почти одинаковая, сдержанное недовольство. Только у оппозиции немного взыграли эмоции.

Генри Джон Темпл, 3-й виконт Палмерстон, 35-й премьер-министр Великобритании с 6-го февраля 1855 года, конечно был очень недоволен, и раздражён. Поражение на суше и море! Тогда, когда, ему сообщали из Крыма о гарантированной победе. И он говорил всем, что, будет обязательно успех. Всем! Королеве, кабинету, оппозиции, Сити. И, как гром среди ясного неба, эта телеграмма о том, что одержана чистая победа… только русскими!!! Это, естественно не меняло его планы по нанесению России тяжёлого поражения и отбрасывание её как минимум от Проливов и Балкан. Сохранение Турции, способной висеть гирей на России, и продолжать создавать ей проблемы. Вытеснение русских из Персии, и приостановление её продвижения в Азию, в южном направлении, а значит к Афганистану, и самое главное к Индии.

Палмерстон не не любил русских, не ненавидел их. Для него как профессионального политика эти чувства были не то что чужды, они были ему не нужны. Для политика и политики важнее интересы, чем любовь, ненависть. Эмоции, чувства это лишнее для ведения дел. Так по крайней мере он считал. Вот русские, Россия и были угрозой для интересов Британской империи, которой он верно служил. Хотя происходил из старинной ирландской аристократической семьи. И это ему иногда вспоминали, ирландцы. Особенно во время Великого голода.

То, что Россия — это угроза он был уверен. Франция, США, Испания это тоже угроза Британии. Но, Россию Палмерстон ставил на первое место. Если те противники были понятные и как бы «свои». То русские ему были не понятны. Он конечно встречался с ними, общался. Они были как европейцы, но, именно «как». Это он можно сказать почувствовал своим чутьём. Русские были для него не до конца читаемы. Это его и настораживало. А то, что настораживает вызывает опасения. И значит, это угроза.

Сначала по европейским понятиям проиграть войну Наполеону в 1812 году, отдать Москву. А потом её выиграть, и пройти по всей Европе и оказаться в Париже. Он не понимал, как это можно были сделать. Не понимал, почему после подавления восстания в Польше, император Николай сравнительно мягко обошёлся с мятежниками. Поляки дали отличный повод сделать с ними, всё, что пожелаешь после подавления восстания. Англичане не упускали таких возможностей ни во время Ирландского восстания 1641–1652 годов, ни в 1798 году и Великого голода в 1845–1849 годах. Когда даже Абдул-Меджид, султан Османской империи, направил в Ирландию три корабля с продовольственной помощью, а также 1 000 фунтов стерлингов. Индейский народ чокто также собрал и передал деньги в помощь голодающим несколько сот долларов. А королева не очень и спешила спасать своих подданных от голода и эпидемий.