Записки империалиста

В это время собранные с гарнизона Севастополя и армии отборные стрелки на русских позициях беспрестанно вели прицельный огонь. «Один выстрел — одно попадание!!!», так их наставляли их командиры в Севастополе и здесь. Поэтому они стреляли, а, заряжали им винтовки, сразу несколько солдат, которые стреляли хуже. Прицеливание, выстрел, смена винтовки, вновь прицеливание, выстрел. И заново как заводные. Поэтому вскоре атакующим французам уже пришлось продолжать сближаться, идя через тела своих убитых или раненых сотоварищей, которых становилось только больше. Русские вели ружейный огонь так, что, стрельба слилась в один сплошной гул, а, их пули летели навстречу тысячами по всему фронту атаки. Сквозь него было даже не слышно выстрелов их полевых мортир. И всё же, теряя сотнями убитыми и ранеными, батальоны французов шли вперёд, они уже озверев от своей же крови и потерь вошли в состояние «la fureur française» (французской ярости), размахивая знамёнами и крича «Vive la France!!!» рвались к русским позициям, горя яростным желанием в ответ пролить как можно больше русской крови.

Сами же русские были сильно против своей кровопотери, и поэтому спешили как можно больше пустить крови у французам, и с каждой пройдённой ими меткой в поле ружейный огонь только усиливался, в бой вступали уже те, кто стрелял хуже, чем лучшие стрелки, но, тоже неплохо, за ними следующие. Но, французы всё-таки доказали, что на данный момент они наверно лучшие солдаты в мире, после русских конечно. Сыновья и внуки солдат настоящего Наполеона показали небывалую степень мужества и стойкости, достойную их соплеменников при Бородино и Малоярославцем, сумели по заботливо расчищенной по ночам от кустарника местности натянутыми между ними верёвками, небольшими фугасами, через рвы, ямы, рогатки, всё-таки дойти… до них и до неё. Устилая свой путь телами сумели сквозь шквальный огонь из винтовок достичь знаков, после прохождения которых, были выкачены на русские позиции пушки и ударили картечью по французам. Через минуты две к ним присоединились молчавшие до этого момента большие единороги и мортиры. После этого ещё по инерции напор французской атаки прошёл ещё несколько десятков шагов, и иссяк. Картечь, бомбы встречным ударом остановили его. Атакующие после первого залпа упали на землю сотнями, убитыми, ранеными и живыми. Новые залпы и новые сотни, и ещё и ещё. Идущие за ними батальоны, которые теперь из-за этого стали открытые для огня стали поучать свою часть пуль, картечи и бомб. Всё, французская атака захлебнулась в пыли, дыму и собственной крови. И горячая крымская земля вновь впитывала её в себя, ещё теплую.

Французы вынуждены были отойти по всем направлениям. Прикрывая отход своих частей их артиллерия начала бить по русским позициям. И уже через несколько минут стало понятно, что, теперь безнаказанно для неё это не пройдёт. Русские стали отвечать полевой артиллерией, и, что, особенно было неприятно, крупным калибром и ракетами. Помимо этого, русская тяжелая артиллерия стояла на вершинах высот, и так, чтоб её не достали с Сапун-горы, и тем самым была практически неуязвима для ответного огня французов. Также Федюхины высоты господствовали на Семякиными и соответственно балаклавской равниной. Поэтому французы достаточно быстро убедились, что русские более чем достойные противники в артиллерийской дуэли и за пределами Севастополя. Именно после этого штабной горнист протрубил команду «Отбой», и французские части, которые попадали под огонь русских батарей начали спешно отходить из-под огня.

Барятинский получив об этом сообщение по оптическому телеграфу от Липранди и увидев это сам в трубу. Радостно и громко сказал, тем кто был с ним на вышке и внизу:

— Всё, господа!!! Французы отходят с большими потерями для себя! Федюхины высоты устояли! Здесь успех!!! И вызвал новостями радостное оживление в своём окружении.

— Осталось теперь только сардинцев проучить так, чтоб век помнили, а, то и больше, они, явно собрались атаковать во второй раз. Наверняка теперь сами в бой пойдут. Их ставка на артиллерию и турок, понятно дело не сработала, — бодро говорил Барятинский, глядя в сторону Гасфортовой горы и чуть пританцовывая, от радости или нетерпения, отдал распоряжение:

— Передайте, Прокофию Яковлевичу, об успехе Липранди. Пусть и он теперь как следует угостит сардинцев. Бомб, картечи, пуль, пороха не жалеть. Надо у них отбить даже желание думать о новых атаках наших войск. Зарубочку поглубже на память им сделать.

Генерал-лейтенант Альфонсо Ферреро Ламармора сидел в окружении своего штаба, грязный, уставший, с перебинтованной рукой. Сидел и вспоминал свои разговоры перед отправкой в Россию с оставшимися участниками похода на Россию в 1812 году в составе Великой армии во главе с великим Наполеоном. То, что ему рассказали ветераны, казалось ему тогда не совсем реальностью.