— Господин, Гинцбург, вы, весьма смелый человек, — начал я разговор, когда мой собеседник, увидев меня, весьма заметно ошалел. Но, как человек бывалый он быстро собрался, озвучил в мой адрес положенные в этом случае фразы. И стал изображать из себя одно большое внемлющее ухо.
— До недавнего времени не каждый генерал, хоть и был обязан по долгу службы бывал на Южной стороне. Скажите, вы на всё, готовы ради наживы? Пусть будет прибыли. Исключая конечно самые тяжкие грехи, — продолжил и спросил я.
— Дело не только в получении прибыли, Ваше Императорское величество. Ещё есть понятие успеха, которых, да, конечно выражается и в размерах прибыли. И часть прибыли идёт на благие дела в пользу людей, — ответил мне Гинцбург. А я решил поддать жёскача:
— Но, ведь вы и так уже весьма богаты. Два миллиона уже есть? Три? А, впрочем, я распоряжусь и жандармы узнают… всё. Сколько, когда, как, с кем? — сказав это, я сделал запись к себе в блокнот. Гинцбург видел это, и было заметно, что несмотря на выдержку мой собеседник заволновался.
— Это вы с Бенардаки, Кокоревым, Уткиным соревнуетесь в размерах успеха. Или со Штиглицом? — спросил я. Он хотел было мне ответить, на я рукой остановил его.
— Мне про вас сообщили и хорошее… и плохое, — при этом я похлопал рукой по папке, лежащей на столе.
— Кормите, поите солдат за свой счёт, обмундированием снабжаете, это хорошо и правильно. Высочайшую благодарность имеете. Спирт поставляете для медицины. А 100 % спирт, который вам разрешили ввозить проще разводить на три части? А то и больше. В такое время кто сильно будет «отжиг», да «усышку» проверять. Тем более в Севастополе, ещё и на Южной стороне. И конкурентов здесь нет. Умно, беспроигрышно. Да, вы, большой стратег и тактик, — продолжил я сыпать перца.
— Но, сейчас не совсем об этом, господин Гинцбург, об этом после. И я руку положил на блокнот и постучал по нему пальцами. Мой собеседник взглядом проследил моё движение.
— Я знаю, что ваш народ в большинстве своём, не считает Россию настоящей родиной, Отечеством. Это печально и плохо. Для всех. Ведь российские иудеи мои подданные, а если Россия для них не своя, то и царь им не царь. При этом они живут в России в ней и на ней зарабатывают. И очень немало, как вы, например. Она же обеспечивает им внешнюю и относительную внутреннюю безопасность. Да, есть черта, есть законы не в пользу евреев. Но, они, живя и работая, обеспечивая себе на жизнь и даже более чем в России, не доверяют ей, считают злой мачехой, и в ответ на это получая ответное мнение и даже действия от других её народов и решения властей. Но, это не только в России. В Пруссии, Австрии, Франции, Европе, не говоря о турках тоже есть ограничения для иудеев», — говорил я, и у моего собеседника с каждым моим словом взгляд становился всё внимательней.
— России, мне, нужны свои евреи, которые считали бы Россию своей родиной, Отечеством, чтоб ваши единоверцы и мои подданные, стали таковыми по-настоящему, то есть в жизни, в делах, а не на словах, — на это в глазах Гинцбурга виделся парадокс, верноподданнический взгляд и одновременно сомнение в возможности того, о чём я ему говорю.
— Мне, России необходимы, такие подданные иудеи, которые искреннее, честно ей бы служили, наравне с другими. Не жалели сил, денег и даже жизни. Как это сейчас делают многие, в том, числе и я сам. Я сам здесь, мои сыновья и братья. Как видите я не жалею себя, своих родных, и даже… генералов. Никого, ради достижения цели, результата. В данное время — это успешное завершение войны., -твёрдо говорил я, смотря прямо на Гинцбурга, уверен мой намёк им был понят. Тем более, что с марта шла проверка подлинности разрешений для проживания за чертой оседлости. Уличённые в нарушении получали большие штрафы. Теряли деньги, недвижимость и имущество заработанные и приобретенное за это время и выселялись обратно. Кто не мог уплатить штраф сразу, того ждал срок и опять-таки штраф поменьше. Кроме того, запрет на получения разрешения проживания за чертой на двадцать пять лет тем, кто попался и членам их семьи. Тот кто из евреев помогал органам в выявлении нарушений и нарушителей получал снисхождение. Совершеннолетние дети могли остаться при условии принятия православия. Гинцбург не мог не знать об этом. Да, это было давление, но, мне нужно было как можно быстрее начать решать еврейский вопрос в положительную сторону для меня и для другой стороны тоже. И опять же деньги.
Так же полиция, жандармы проводила рейды против воровских кагалов, контрабандистов, от Балтики до Одессы, и тут под удар попадали не только еврейские ОПГ, а, все «воровские артели», шайки и прочий криминал. Профессиональные попрошайки и босяки тоже шли под жернова. Военное положение отличный повод, объявить криминал независимо от национальности и вероисповедания внутренним врагом, врагом империи. Что, впрочем, так и есть. В стране будет больше порядка и спокойствия, доверия к власти, казан получит деньги, а стройки империализма рабочие руки.