Записки иностранки

В 7 веке до нашей эры здесь обосновались финикийцы. Затем пришли римляне. В дальнейшем это место заняли португальцы, дав городу имя – Могадор, и построившие крепость, о неприступности которой слагались легенды. В 1760 году султан Мухаммед–бен–Абдалла поручил перестройку города пленному французскому архитектору Теодору Корну. Когда султан увидел окончательный результат работы, то воскликнул: "Эс- Суэйра!".

Так возник свободный порт для европейцев и марокканских евреев, связанных с транссахарской торговлей золотом, слоновой костью и черным рабами.

К XIX веку Эссуэйра настолько разбогатела, что многие марокканские евреи решили переехать сюда окончательно. Легенды гласят, что в этом портовом городе, где смешались арабы, берберы, евреи и черные рабы из Судана и Гвинеи, местные женщины сводили с ума любого путешественника.

— Хай! Поланд?

Что такое, меня спутали с полячкой?

— О, блю айз! Раша! Хай, Раша!

Мы гуляем по медине под вопли продавцов. Муж нервничает, а я смеюсь. Ревнуееет.

— Какие у вас интересные серьги, — пристает очередной торгаш, — Откуда вы?

— Ливан. Либнени. – включается в беседу муж.

— Добро пожаловать, всегда рады, большая честь для нас, но жена у тебя не ливанка, сразу видно. Сколько хочешь за нее верблюдов?

— Давай, не продешеви, —  (шепчу мужу, подсчитывая в уме барыши) .

— Не продается, — грозно отвечает муж.

— Если б я был султан, отдал Могадор за твою жену, не жалея.

— Что такое Могадор?

— Это Эссуэйра…

Очаровательный маленький город покоряет своим флером и шармом. В пустом кафе, развалившись на мягких диванах ждем, когда поужинают официанты (как обычно пришли в "пиковое"время) . Один из них приносит тарелочку с финиками, чтобы мы не скучали. Жую финики, любуюсь закатом и чайками. Птицы рыдают над убегающим солнцем.

— А знаешь, здесь душа отдыхает, — говорит вдруг муж. Как истинный ливанец, он поет хвалебные оды только своей родине. Но даже его околдовал этот город.

— Потому что люди у нас другие, не такие, как во всем Марокко — раздается сзади голос официанта, — в Эссуэре люди живут очень бедно, их богатство — душа и свобода.

Мы гуляем по городу с утра до вечера. Бело–голубая медина крохотная, по сравнению с мединами Феса и Маракеша. Но такая уютная и родная. Как приятно просто идти, трогая рукою белые старые стены, украдкой заглядывая в окна. Неужели в этих домах живут обычные люди? Ходят на рынок, готовят обед, ждут детей из школы… А вот и они. К толстой дубовой двери подбегают две хохочущие девчушки с ранцами за спиной, толкают дверь, оглядываясь на любопытных туристов, и исчезают в темном коридоре. Жизнь идет своим чередом. Томные кошки ластятся к ногам. Холеные, спокойные, неторопливые, они повсюду. Ничуть не боятся людей, но лениво враждуют с чайками за лишний кусок рыбы. Заглядывают в мой пакет ("а.. ничего интересного") , и снова засыпают на ходу…

Жизнь плывет под крики чаек. Эссуэйра качается на волнах. Вместе с ветром на перегонки по городу летит музыка гнауа. Необычная и волшебная смесь африканских, берберских и арабских религиозных песнопений и ритмов. Это и музыка–молитва, и музыка радости жизни. Отголоски ее слышны в джазе и регги. И каждую середину лета Эссуэйра полностью без остатка отдается фестивалю гнауа, на который съезжается до 200 тысяч зрителей.

Убаюканные, очарованные туристы заполонили все улицы и кафе. Молча, любуются закатом. Вздыхая, встречают рассвет. Здесь тихая пристань надежды для утомленных путешественников. Здесь хочется быть. Дышать. Улыбаться. Кружить вместе с белыми чайками в хороводе.

Кафе рядом с мединой заполнено иностранцами, подсаживаемся за стол к суховатому пожилому англичанину, который объясняет официанту, что хочет омлет без масла и соли, а также овощи без приправ. Он уезжает завтра в Лондон. В Марокко живет по нескольку месяцев каждый год. На мой рассказ о том, как я мечтала сюда приехать, не стесняясь, хохочет и спрашивает все ли у меня в порядке с головой? Такой английский юмор…

Муж как обычно гнет свою патриотически–просвещенческую линию: "А вы были в Ливане?". И о, чудо! Был! Правда, давно.

Поболтав о нравах марокканцев, мы прощаемся, я беру наш черный пакет с бутылкой воды и еще чем–то, на что англичанин бурно протестует! "Это мой пакет! Моя вода!"

— О май гад, со сори! Экскюзьми, плиз, — краснею и бледнею, в надежде, что в каталажку не посадят.

— Гоу, гоу, —  ("Валите, да по–быстрому!") , машет рукой и смеется жертва несостоявшегося преступления..

Рано утром, когда медина еще спала, мы отправились в порт. Рыбаки раскладывали свой улов на продажу, кто–то чинил сети, корабли и лодки спешили в морские просторы.

И пока другие туристы видели сладкие сны, мы в одиночестве проникли в крепость взглянуть на "каменное солнце"Эссуэйры. Сидя на верху, вдыхали терпкий морской воздух и любовались, как бурлящие волны омывают белые стены Могадора. Чайки кричали, а ветер их слушал, в порту кипела жизнь, ярко–синие лодки толкали друг друга в деревянные бока, завоевывая право быть на первом плане фотоснимка…