Записки иностранки

Закрыты все кафе и магазины. Таксисты тоже еще спят. На обычном автобусе добрались до медины и только собрались заплутать в узких улочках, вдруг откуда ни возьмись, появился так называемый – гид.  (В Марокко каждый второй человек – гид, каждый третий – торгаш. Или наоборот..)  Худой, прилично одетый усатый мужичонка лет 50–ти с газетой в руке (прям интеллигенция из народа)  всего за 1 тысячу рублей (нашими)  настойчиво предлагал экскурсию по самым извилистым закоулкам Феса. Мое строгое и даже суровое лицо "русо–туристо – облико–морале" ничуть не спугнуло "помогайлу".

Он приклеился словно пиявка, стал рассказывать про своих детей (3 штуки) , которых ему надо кормить, продемонстрировал их фотографии на своем сотовом, и продолжал волочиться. Он шел, исчезал, снова возникал из–за какого–то угла, потом махнул рукой и сказал: "не хотите за тыщу, давайте, сколько сможете". Почуяв выгодное предложение, в игру включился муж. И мы отправились в путь.

Внимайте мне, фанатки сериала "Клон"! И трепещите! Мы шли дорогой Жади, плутали по тем самым подворотням и улочкам. Иногда казалось, гид ведет туристов на расправу в катакомбы  (надо ведь кормить 3–х детей…) . Оглядываясь на мое суровое лицо, он убыстрял шаг, иногда для приличия махал рукой на право–лево, обозначая старину и древность.

Поворот, проход, еще один закоулок, влево, наверх, и снова вбок. Где мы? Кто мы? И как отсюда выбраться на волю? Эту паутину улиц, эту загадочную сеть медины никогда не познать обычному туристу. Он обречен тратить время, отбиваясь от приставучих торгашей, пугаться обманщиков и воров. Сжимая в руках дорогую камеру, он изредка нажимает спуск затвора. Но кадр смазан.

Фес не дается, ускользает, захлопывает перед самым носом тяжелую старинную дверь. Его не возьмешь голыми руками. Фес не покупается в дорогих магазинах и забитых сувенирным барахлом лавках. Он сам по себе, сам в себе. Ему плевать на пришлых. Снова щелкает фотоаппарат. На нем – упакованный туристический Фес. Кадр смазан.

"Поводырь" приводит нас к магазину бронзовых изделий. Никогда не думала, что бронза блестит как золото и звенит мелодичным отзвуком.

Огромная лавка увешана, забита, переполнена потрясающе красивыми (и потрясающе дорогими)  подносами, кувшинами, тарелками и т. д. и т. п. Здесь же сидит мастер, выбивает узор на очередном блюде. Выходит пузатый хозяин в джелябе и на 3–х языках рассказывает вызубренный за долгие годы торговли текст.

"Мастер, которого вы видите, из поколения чеканщиков на бронзе. Еще его пра–пра–пра-дед делал ворота королевского дворца". Тут же висят демонстрационные фотографии: пресловутых ворот, династии мастеров за работой, газетные вырезки, старинные черно–белые карточки.

Хозяин демонстрирует товар лицом, ударяет пальцем о поднос и раздается нежный, глубокий, долгий звон.

"Это звук солнца! Вот так поет настоящая бронза. А то, что продают туристам в Маракеше – жестянка".  (О, как же он был прав… о, мой не купленный поднос… где ты теперь… в чьем доме – американском, испанском, английском… кто знает, чью душу радует твой блеск и звон…) . Не увидев покупательской заинтересованности на наших лицах, хозяин тоже теряет интерес к разговорам. Ослепленные, выползаем из магазина. Веди нас, Сусанин, и будь, что будет. Ныряем в очередную подворотню. А гид знает свое дело: если в самом начале медины туристов – не протолкнуться, то здесь, куда он нас завел, встречаются только местные. Улочки все обшарпанней, очень узкие. Еле разошлись меж собой повозка, запряженная осликом и паренек, что катит тележку с овощами. Возле низенькой дверки машет метлой обычный подросток в джинсах, согнувшись в три погибели, он заходит в дом. Там, за чуть приоткрытой дверью – лестница выложенная мозаикой, взгляд скользит вверх, по ступенькам, в обычный марокканский дом, коих тысячи на этих бесчисленных обычных и загадочных улицах…

Гид привел нас к магазину кожаных изделий. На встречу уже "летит" радостный хозяин. Делаю лицо "кирпичом" и грозно провозглашаю: "No shopping"!

Хозяин ласково приглашает зайти, обещая потрясающее зрелище. Заманив нас на крышу и вручив пучки с мятой, подводит к ограде и словно распахивает занавес: Ап!