Записки истребителя

Выхожу из боя и следую на свой аэродром. В чем же дело? Во время осмотра выяснилось, что поршень лопасти винта оказался спаянным со втулкой... бронебойным 20-миллиметровым снарядом: это в лобовой атаке один из "гостинцев" фашиста попал во втулку воздушного винта моего истребителя...

На плацдарме я провоевал еще несколько дней, но после одного из боев меня отправили в госпиталь, где пришлось пролежать около двух месяцев.

СНОВА В РОДНОМ ПОЛКУ...

Тот, кто во время войны лежал в госпитале и, начав поправляться, думал больше не о том, как окончательно встать на ноги, а о том, чтобы попасть непременно в свою часть, кто для исполнения этого желания строил самые дерзкие планы возвращения к своим, вплоть до самовольного побега, тот хорошо знает, каким по-настоящему радостным бывает чувство возвращения в полк, с которым связана вся фронтовая жизнь. Такое радостное чувство испытал я в октябре 1944 года, попав после госпиталя к своим летчикам.

Здесь встретил я старых друзей, некоторых молодых истребителей и... Да, это была изумительная встреча, которая только и возможна на войне. Высокий летчик с изможденным лицом, прихрамывая, бросился ко мне, лишь только увидел меня.

- Орловский Коля?! Вот чудеса.

- Он самый.

- Жив?

- Жив.

И полился долгий печальный рассказ о том, что произошло с Орловским с того момента, когда он, раненный под Кировоградом в декабре 1943 года, сумел выброситься на парашюте, но не смог избежать фашистского плена.

- Теперь, товарищ командир, - говорил задумчиво Орловский, - я по-настоящему узнал, кто такие фашисты. Раньше видел их на расстоянии, а когда столкнулся лицом к лицу да еще безоружный... Вы знаете, лежу раненый, встать не могу, а он меня, скотина, бьет сапогом.

- Ничего, поправишься - за все заплатишь, - стараюсь успокоить взволнованного воспоминаниями товарища.

- В долгу не останусь. Я их бил и еще буду бить. Ох, и буду! Только бы скорее поправиться.

Орловский находился в лагере для военнопленных и, когда Советская Армия освободила его, разыскал свой полк. Действительно странно складываются человеческие судьбы на войне: не быть за все время не только раненым, но даже и не получить ни одной пробоины в самолете - и вдруг сразу и ранение и плен...

На следующий день Орловского отправили на лечение в Москву.

С наступлением хорошей погоды мы приступили к вводу в бой молодых летчиков. До того как мне уехать в госпиталь, моим ведомым был Петров. Но за это время он получил повышение - стал ведущим, и мне надо было подобрать ведомого. Решил взять из нового пополнения.

Однажды, получив задание на разведку, я зашел в землянку, где занимались молодые летчики, и рассказал им о своем предстоящем полете. Маршрут проходил через зенитные зоны заграждения и два аэродрома истребителей противника. Летчики слушали внимательно, но недоумевали, зачем я им это рассказываю.

Поведав задачу, я спросил:

- Кто согласен лететь со мной в паре?

Почти не задумываясь, вызвался Федя Шапшал. Этот молодой парень покорял умным и преданным взглядом.

Первую половину полета Шапшал точно повторял все мои маневры и даже не реагировал на близкие разрывы зенитных снарядов. Такое бесстрашие молодого летчика меня даже удивило. Но тут было нечто другое: Шапшал, сосредоточив все внимание на наблюдении за действиями ведущего, не видел ничего вокруг. В этом я убедился, когда мы выходили на свою территорию. При подходе к переднему краю немцы открыли по нам ураганный огонь. И тогда Федя закричал по радио: - Зенитка стреляет! Вот когда только заметил. Это вполне закономерно.

- На то она и зенитка, чтобы стрелять, - отвечаю нарочито спокойным голосом.

Когда Шапшал вылез из самолета, его окружили товарищи. Они интересовались решительно всем, с волнением расспрашивали о самых мелких подробностях вылета. Это походило на первый экзамен студента....

До начала наступления мы сделали с Шапшалом около десяти боевых вылетов. Храбрый и сообразительный, он быстро привык ко мне, стал мгновенно понимать мои маневры, что обеспечивало слетанность пары.

Слетывались и другие пары. Все чаще и чаще получали мы задание на разведку войск противника. Летчики увлеклись этой работой и в буквальном смысле слова стояли в очереди, дожидаясь очередного вылета.

Нравилось широкое поле деятельности, самостоятельность и инициатива в выборе решений. Разведку мы сочетали со свободной охотой - штурмовали отдельные автомашины, паровозы, ловили транспортные самолеты и самолеты связи.

В эти дни в полку произошло еще одно знаменательное событие. Возвратился наш любимец Аскирко, которого уже никто не считал живым.

Обстоятельства, в которых оказался Аскирко, столь драматичны, а характер его как советского человека в этих тяжелых обстоятельствах проявился так ярко и сильно, что об этом следует рассказать подробно.

...Аскирко подбили в бою под Яссами. Один из "мессершмиттов" зажег его истребитель. Летчик развернул самолет в сторону нашей территории и выпрыгнул. Однако он приземлился на чужой земле, в вишневом саду, между первой и второй траншеями обороны противника.