Записки юного синоптика

В первом «потоке» на экзамен запустили подавляющее большинство «иногородних». Если сказать, что математика письменно была «ночью избиения младенцев», то это не передаст реального ужаса этого экзамена. Вариантов заданий было около десяти, в каждом – семь заданий, но сложность их была такова, что потом часть заданий не смогли решить студенты старших курсов с факультета прикладной математики, и даже преподаватели училища. Короче, это была явная диверсия, девяносто процентов сдававших получили неудовлетворительные оценки. Вашему покорному слуге повезло: трудовая «тройка». А парень-бедолага с пятью «заходами» снова уехал домой. Естественно, что в ход экзаменов мгновенно были внесены коррективы и следующие два «потока» сдавали его с совершенно другими заданиями.

Дальше было весело. Ведь «убив» на первом же экзамене большинство иногородних кандидатов, командование училища вольно или невольно получало неестественно большой процент «воронежских» курсантов на метеорологическом (престижном) факультете. А это уже давало основание усомниться в «чистоте» организации вступительных экзаменов. Поэтому для «разбавления» местного контингента оставшихся «в живых» иногородних абитуриентов несли через все остальные испытания буквально на руках.

Потом неоднократно приезжали различные комиссии из Москвы и с пристрастием допытывались о результатах тех приёмных экзаменов. Даже на втором курсе перед увольнением в город местных курсантов с нашего курса инструктировали, что при обращении к ним незнакомых офицеров, ни в коем случае не сознаваться в своём воронежском происхождении, а называться пермяком или чукчей.

Сами понимаете, что мне в каком-то смысле повезло, даже мои хилые показатели на перекладине не подпортили репутации твёрдого «хорошиста».

«Мандатка» позади, я – в числе прочих – в списке поступивших. Теперь осталось только в последний раз «гульнуть» в курсантской чайной и сходить в парикмахерскую, что на углу, чтобы полностью снять со своей головы волосы, совсем ненужные Советской Армии.

Курс молодого бойца

6 августа 1979 года

Разрешите представиться: курсант Воронежского высшего военного авиационного инженерного училища Сергей Александрович Молодняков. Немного высокопарно, не правда ли? Но придётся привыкать. Дело в том, что вчера нам довели приказ начальника училища о зачислении.

Отныне, по меньшей мере три года, мне суждено проживать в казарме. Спать буду на втором ярусе замечательной железной кровати, в ногах которой стоят стул и тумбочка, временно ставшие моими.

30-го июля нам выдали амуницию: хлопчатобумажную гимнастёрку с погонами, галифе, сапоги, ремень с бляхой, пилотку со звёздочкой, портянки и носовой платок. Всё это (кроме носового платка) – бывшее в употреблении, или, как здесь говорят, «подменка». На следующий день прошли «обряд очищения», то есть баню, где стирали выданное, просушив и погладив – надели. Я не очень удивился, обнаружив, что штаны, то есть галифе, заканчиваются на 15 см выше щиколоток. Искусство намотки портянок мне удалось постигнуть за три повторения. Совершенствовать это мастерство предстоит целых пять лет. Вообще период, в котором мы сейчас находимся, называется КМБ (курс молодого бойца) и продолжается он до присяги, вернее – до начала учебного года, то есть до 1 сентября.

Восемь часов идут занятия по строевой подготовке и изучению уставов. Каждый день занимаемся уборкой территории в училище или сельхозработами в пригородных совхозах.

Я успел три дня отлежать в местном лазарете с острым трахеобронхитом. Ничего опасного для жизни не было, но врач припугнул осложнениями, мне пришлось сдаться. Простыл на сквозняке, когда мы убирали строительный мусор в одном из учебных корпусов. Моим напарником был курсант по фамилии Хавронич, который откровенно «филонил». Да и вообще, в его повадках и внешности, в бегающих глазках проскальзывало что-то от мелких, но хитрых грызунов. Я не выдержал и сказал этому субъекту, что, помоему, ему будет очень сложно учиться в нашем коллективе. Откуда у меня такая уверенность? Вроде сам ничего ещё в этой новой жизни не понимаю. Или сказывается опыт школьной и дворовой жизни, где среди своих не принято было хитрить и обманывать?

Кстати, тогда же за работу я получил свое первое поощрение – «благодарность перед строем».

Получили планшеты, точнее, они называются сумкой полевой сержантской. После «отбоя» постигаем такое рукоделие, как ежедневное подшивание «подворотничков». Ременная бляха, когда её выдали, была зелёной, сейчас в неё можно смотреться, а в солнечный день от её блеска – просто ослепнуть.

Пока лечился в санчасти, из тумбочки растащили все мелочи: подворотнички, зубную пасту, нитки с иголками, одеколон и даже шариковые ручки. Сейчас самоподготовка, пишу чужой. Выбраться в магазин – проблема, а в «курсантскую чайную» попасть – сродни полёту на Луну.