Читаем Записки из бункера полностью

Наконец, мы вышли в широкий холл, после которого начинался коридор к душевой. Нас редко водили сюда, но я запомнил это место: тут на стене краска облупилась в форме корабля, похожего на корабль в кабинете моей воспитательницы. Красивое судно было изображено на картине, что висела между двумя шкафами с книгами. И еще я запомнил, что это место близко к выходу, откуда мы пришли в тот злосчастный день.

Вдруг что-то промелькнуло сбоку, я вскинул голову и увидел Ивана. Он стоял, цепляя пальцы за пальцы, и смотрел на меня глазами маленького ребенка. Когда мы прошли дальше по коридору, Ваня пошел за нами, как бы сопровождая. Он все время бродил по коридорам, временами останавливаясь у клеток, и никто не обращал на него внимания.

Когда мы добрались до душа, охранник ткнул в меня дубинкой, приказывая раздеваться, а сам встал напротив, опершись о стену напротив входа. Иван остановился рядом, наблюдая за мной и почесывая ногтями щеки.

Раздеваясь, я пытался сообразить, как поступить: напасть на охранника сейчас или сделать это после душа. И только большая слабость останавливала меня сделать это внезапно. Потому что состояние, до которого меня довели в том кабинете, делало из человека ватную бессильную форму.

Мои пальцы немели, не получалось даже расстегнуть пуговицы на рубашке пижамы. От рвотной массы пуговицы стали скользкие, и мое ступорное состояние раздражало охранника, от чего тот угрожающе махал дубинкой и что-то бубнил. Мне не удавалось понять, что он говорил, потому что еще там, в том пыточном помещении, в ушах пропал звук.

Я вытер пуговицы более чистым местом ткани на подоле и, наконец, смог снять рубашку. После согнулся, снимая штаны, размышляя, как же незаметно снять ботинки, не показав спрятанный в них осколок. Мне повезло, удалось вынуть ступню, незаметно протолкнув осколок пальцем в носок ботинка, правда стекло разрезало мне подошву, не сильно, но кровь размазалась по коже. Пришлось скорее протереть ступню ладонью, чтобы охранник ничего не заподозрил, благо в коридорах было слабое освещение.

Ступая по ледяному полу душевой, я отчетливо вспомнил взгляд Лизы, когда нас привели сюда первый раз, и в груди больно сжалось, захотелось плакать, просто рыдать без остановки. Это кромешный ад. Ад внешний, в который мы попали по незнанию, и ад внутренний, который был самым страшным.

Холодные струи были похожи на языки пламени, вода нестерпимо жгла кожу. Меня всего сотрясало, словно через тело пропускали электрический ток, но я терпел. Из последних сил. Лиза… Моя белобрысая упрямая сестренка. Нам нужно выбраться. Я должен тебя найти. Должен…

– Хорош плескаться! – рявкнул охранник, швыряя на грязный старый стул чистую пижаму. – Не на курорте.

Мне пришлось поторопиться, чтобы не нервировать внушительных размеров мужчину раньше времени.

Дрожа от холода, я заставлял свои челюсти сомкнуться, потому что стук зубов слышался даже за стеной. Одежда была холодная, но зато сухая, это лучше, чем промокшая от рвоты. Сунув ноги в ботинки, я подвинул стекло к пятке, заметив, как Иван разглядывает мои синяки на запястьях. Парень шагнул ближе и протянул ладони, чтобы прикоснуться к моим рукам, но его тут же одернули.

Мы снова повернули в тот коридор, откуда пришли, но, спохватившись, охранник заглянул в папку и остановил меня, указывая в обратную сторону. Это был шанс. Мы двигались в направлении выхода, нужно действовать. Разве подвернется такой случай ещё раз?

Тяжело шагая, я боролся со слабостью и сильной одышкой, отчего в моих глазах все плыло и ускользало, будто кто-то устроил в голове карусель. Казалось, моя обувь выкована из металла, потому что передвигать ноги становилось все сложнее.

Когда же решиться? Когда?… Может, сейчас? Нет, еще немного вперед…

Мышцы на руке сопровождающего мужчины размером с мою грудную клетку, и тяжелая дубинка. Ну и что? И что? Если все сделать резко, он не успеет даже среагировать. Дело не в величине мышц. Дело в скорости.

От волнения мои ладони стали мокрыми, пришлось незаметно обтирать их о пижаму, ведь стекло может соскользнуть, и вся затея провалится.

Сердце противно заколотилось, сбивая дыхание и сжимая кольцо вокруг горла. Спокойно. Нужно успокоиться. Дыши ровно… Вдох. Выдох… Вдох…

Вот это место. Вот оно. Тут нужно действовать. Давай!

Я резко нагнулся, нырнув пальцами в ботинок, и зацепил осколок, но в эту секунду в моей голове стало горячо, в ушах пронзительно засвистело, и картинка улетела, закрутившись в спираль. Я с грохотом упал, не владея своим телом. Охранник развернулся и с перекошенным лицом налетел на меня, долбая дубинкой, как хозяйка хлопушкой по ковру. Мне было очень больно. Открывая рот для крика, я не слышал себя. Только сиплый свист. Быть может, я совсем оглох, или не выдержали связки.

В какой-то момент рядом появился Иван. Он кинулся, закрывая меня собой, громко что-то мыча и махая руками.

– Пошел отсюда! – зарычал озверевший мужчина, оттаскивая Ваню в сторону, но парень лег на меня сверху и раскинул руки, словно прикрывая мое тело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза