Записки из чемодана<br />Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти

Стали спрашивать медсестру: «Куда ехали?», — отвечает: «Не знаю». Когда я приказал обыскать машину, то в багажнике нашли несколько винтовок. Сестра хмуро отвечает, что она ничего не знает.

У меня раньше были данные, что повстанцы получают оружие и боеприпасы от своих сообщников, используя машины Красного Креста. Вот и попалась сама к нам такая машина.

Во все основные города Венгрии разослал опергруппы наших работников и венгерских сотрудников с тем, чтобы они разобрались в обстановке и восстановили законную власть, особенно в приграничных районах с Австрией.

Оказалось, что не везде сразу удалось восстановить порядок. За эти дни из Австрии хлынули различные «деятели» из бывших крупных капиталистов, эмигранты, духовенство, которые уже успели в ряде крупных городов организовать свою «власть»[597].

По линии духовенства католический епископ Миндсенти* здорово поработал, и, видя свою вину перед народной властью, бежал в американское посольство в Будапеште и там сидит[598].

В большинстве же комитатов (областей) власть стали быстро восстанавливать. В комитате Мишколич, бывший секретарь обкома компартии, возглавил контрреволюционеров, сагитировал зенитный артиллерийский полк на свою сторону, расставил орудия вокруг города и никого не пускает.

Я приказал начальнику оперативной группы послать к нему парламентеров и предупредить, что если он будет стрелять по войскам Советской Армии, которые через день придут в город, то тем самым вызовет кровопролитие, за что несет только он один полную ответственность.

Он ответил, что один решить этот вопрос не может, посоветуется с остальными членами ревкома. В общем, подлец перетрусил и хочет втянуть в эту авантюру других.

На следующий день я приказал, чтобы опергруппа под прикрытием батальона вышла в город. При подходе наших было сделано несколько выстрелов из пушек, но наши не ответили на эту провокацию и вошли в город.

Председатель революционного правительства т. Мюнних и секретарь партии т. Кадар прибыли и находились со своими товарищами в городе Сольнок около штаба Конева. Я созвонился с Коневым и сказал, что прилечу к ним[599].

Утром меня на аэродроме встретили и повезли в штаб. Вокруг штаба десятки танков, машин, в общем, столпотворение. Когда мы поговорили с Иваном Степановичем, я ему говорю: «Позови руководителей. Я с ними тоже хочу поговорить».

Когда все сошлись, я проинформировал, что Надь и свора сидят в Югославском посольстве, в комитатах начинает устанавливаться порядок, что в районе Корвин все еще повстанцы сопротивляются, поэтому наши вынуждены обстреливать, и ряд домов пострадал от артснарядов и пожара.

Я высказал пожелание, чтобы в городе появились товарищи Кадар и Мюнних и наводили бы порядок. Затем условились, что мы с Коневым будем уже завтра там, а через пару дней приедут товарищи Мюнних и Кадар.

Утром мне от Ивана Степановича принесли комбинезон танкиста, шлем, рукавицы и т. д. Я был удивлен, потому что представлял себе, что 70 км мы за 2 часа одолеем и будем в городе. Но маршал решил все это сделать по-военному. Но я кроме шлема ничего не надел и вышел. Смотрю, Иван Степанович в полном облачении. Сели мы в танки и поехали «со всеми мерами предосторожности».

Скорость танка, да еще и тяжелого, маленькая. Отъехав 20 км, я остановился. Подошел к танку, где задраенный сидел Иван Степанович, и говорю: «Давай пересядем в плавающие танки-амфибии, у которых скорость 40 км, или отпусти меня, я один уеду на „Газике“». Тот ни в какую: «Поедем вместе в штаб Лащенко». Но, правда, пересел в плавающий танк.

Добрались через два с лишним часа в штаб Лащенко (командир корпуса). Там маршал стал слушать доклады командиров частей. Я немного посидел и пошел в соседнюю комнату послушать своих начальников, которые там были (начальник особого отдела и начальник опергруппы).

Через полчаса слышу в соседней комнате Ивана Степановича, страшный крик, шум, ругань: «Расстреляю!» и т. д. Я подумал, что-нибудь случилось страшное.

Захожу в комнату, там стоит генерал-майор в ушанке, причем одно ухо приспущено. А Иван Степанович его распекает и, обращаясь ко мне, говорит: «Ты погляди, Иван Александрович, на этого подлеца. Это называется начальник штаба корпуса». Тот стоит ни жив ни мертв. Ну, я, чтобы смягчить все это, сказал Ивану Степановичу, что у меня есть к нему дело, и он выгнал генерала.

Я ему говорю: «Иван Степанович, зачем ты так шумишь, ведь это генерал, а ты маршал. Тебе не к лицу это делать». В общем, успокоил его. Хотя и не ожидал с его стороны таких действий. Он как-то смутился и все время меня уверял, что этот генерал разгильдяй, в такое время нельзя так себя вести и т. д.

Затем я ушел, так как доложили, что приехал генерал Сладкевич и просится доложить. Оказывается, когда я уехал из Будапешта, поутру около посольства стоял Сладкевич в гражданском обмундировании, и к нему обратился венгр с портфелем в руках, спрашивал, где расположено Югославское посольство.