Записки из чемодана<br />Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти

Вечером после Президиума мне позвонил Георгий Константинович и просил: «Иван, ты поговори с Никитой, зря он так делает, он теряет лучшего товарища. Ты же знаешь, как я к нему хорошо относился».

Я сказал, что поговорю, но посоветовал и самому поговорить, не дожидаясь пленума, и это сказать. В свою очередь я сказал, что обязательно позвоню Хрущеву. Затем он спросил: «Где сейчас Хрущев?» Я ему сказал. И он звонил, видимо.

Через некоторое время позвонил Хрущеву и передал разговор с Жуковым. На это мне Хрущев сказал, что он мне тоже звонил. «Ну а я при чем, так решили».

На следующий день в газете была большая статья Конева, критикующая Жукова и обвиняющая в бонапартизме, авантюризме, в отсутствии партийности и так далее. Мне противно было с Коневым встречаться. Как быстро изменилось его мнение[638]…

Многие из военных, подхалимничавших перед Жуковым, теперь ополчились против него. Просто неприятно на таких людей смотреть. Уж лучше вести себя все время ровно, не подхалимничать, как хамелеон[639].

К сожалению, в среде военных много таких примеров видел, да, пожалуй, и не только среди военных. Потом было принято решение о выводе Жукова из состава ЦК и членов Президиума.

И Жуков, как и при Сталине, и тогда был на пленуме ЦК, когда его вывели из кандидатов в члены ЦК, вышел из Свердловского зала, оплеванный, но c гордо поднятой головой. Мне было больно за него. Тогда ему было предъявлено обвинение в «бонапартизме», а теперь — за «типический авантюризм».

Мне трудно судить обо всех вопросах и его поведении, о которых говорили выступавшие, так как мы работали в разных ведомствах, но как встречались мы с ним и решали вопросы, я этих недостатков не заметил. Я пишу все это объективно, то, что видел хорошо или хорошо знаю, а не по слухам.

1958 год. Тучи сгущаются

Пошел 1958 год. Новый год встретили нормально. По работе никаких неприятностей не было.

В середине января Хрущев поехал на охоту в Беловежскую пущу. Я там тоже был. Встречались неофициально с Гомулкой и Циранкевнчем* на их территории[640].

В общем, все прошло нормально, но я уже понял, что пророческие слова отв. работника ЦК В. Н. <Малина> о том, что всех, кто активно вел себя в период антипартийной группы, постепенно уберут, сбывается.

Оставшиеся в Президиуме ЦК товарищи в ряде случаев ведут себя противно, по-мальчишески, а не по-партийному. Подхалимствуют перед Хрущевым до тошноты, угодничают, склоняют «дорогой Никита Сергеевич» во всех ладах. Похоже, что скоро переплюнут культ Сталина.

Нужно сказать, товарищ Хрущев резко изменился, стал не тот. Никто не смеет ему перечить, если что не так, убирайся. В президиуме на заседаниях, что он скажет, все поддакивают. Любит ездить за границу и там зачастую болтает не лучше Булганина, которого критиковал. В общем, обстановка какая-то неровная.

Игнатов Николай Григорьевич нервничает, так как видит, что эти интриганы, как сказал Кириченко и Брежнев, подкатываются и под него за его прямой характер. Но он говорит: «Все равно, Иван, голыми руками меня не возьмешь!» Аристов как-то заикнулся, боится говорить, полагая, что переврут сказанное им, и потом объясняйся.

В Восточной Европе

В первых числах, точнее с 1 по 10 апреля поехали в Венгрию в составе правительственной делегации Хрущев, Козлов Фрол Романович, и меня взяли, очевидно, с учетом того, что венгров я усмирял и знаю обстановку.

Ну, ничего примечательного там не было. Были на охоте, ездили по городам, и то с большой опаской, так как венгры все еще косились на нас. Велись переговоры, где Кадар и Минних просили помочь хлебом и другими товарами, так как у них пока дела идут неважно[641].

На прощание венгры дали подарки, к которым, я заметил, Хрущев относится неравнодушно, и, как мне сказал Литовченко: «Каждый приезд неоднократно проверяет подарки, не убыли ли они на сторону». Видно, к старости добавилась еще и жадность.

Бывая на заседаниях президиума, <понимаешь, что> теперь все уже изменилось. Если Хрущев сказал «да», никто не возразит, одним словом, как при Сталине, такой же культ, но тот был умнее или у него больше восточной дипломатии.

Теперь Хрущев дважды Герой Социалистического Труда, скоро, наверное, будет и дважды Герой Советского Союза. Ко дню рождения присваивать звание Героя, а не за подвиг, как сказано в <статуте>. У меня в голове эти вещи не укладываются. Выходит, что за то, что он родился 60 лет назад, — это уже геройство![642]

В октябре я летал в Берлин по своим делам[643]. Вернувшись оттуда, я собрал ряд документов и пошел к Хрущеву. Когда доложил основные вопросы, то решил сказать, что американцы тщательно изучают выступление Хрущева и его последнюю беседу с послами США на одном из приемов.

Хрущев заинтересовался, думал, что я скажу что-нибудь приятное, потому что он сейчас только приятное от всех и слышит. Я ему сказал, что вы в выступлениях и беседах разглашали секретные указания Вашингтона послам, которые они шлют шифром, и вот они доискиваются, откуда мы узнаем эти указания.