Записки из чемодана

Эта процедура длилась около 10–15 минут, и я как «верующий» со своим адъютантом стоял на коленях всё это время. По окончании службы неизвестный не вышел из костёла, а у нас были данные, что канцелярия командующего округом АК хранится в прикостёльском помещении и там же имеются большие суммы золота, выделенные этому округу польским эмиграционным правительством в Лондоне для организации подрывной работы. Я подумал, что напал на след.

Вечером мы произвели обыск в канцелярии костёла и там же задержали поляка, за которым я ходил. На допросе он довольно быстро признался, что прибыл для встречи с командующим 3-го округа АК. При дальнейшем допросе он рассказал про свой округ и указал дом и подполье, где хранятся оружие и золото округа.

Я послал сотрудников километров за 80 от Люблина в эту деревню вместе с задержанным, и там всё это золото и оружие изъяли. Золото в американских долларах финансисты пересчитали и по акту приготовили для отправки в Москву.

В следующий день мы тщательно разработали план встречи нашего арестованного поляка с командующим округа. В день встречи с утра я проинструктировал сотрудника и сотрудницу опергруппы о том, чтобы они втроём с задержанным (поляком) пришли к месту встречи, и поляк, прогуливаясь, должен встретиться с командующим, поговорить с ним, после чего они забирают поляка и ведут к нам в штаб, а я с адъютантом иду за командующим и затем его задержу, как бы случайно для проверки документов. Таким образом, у него не будет подозрения на предательство со стороны поляка.

Предварительно место встречи мы тщательно исследовали. Это была дамба между двух озёр, соединяющая обе стороны Люблина, обсаженная липами. На дамбе были скамеечки для отдыха.

Одним словом, мы планировали одно, а вышло другое. Когда сотрудник и сотрудница пришли на дамбу и уселись на скамейку любезничать, то на противоположной стороне дороги приведённый на встречу поляк ходил медленным шагом, ожидая командующего. Прохожих было мало. Я находился в стороне и не спускал глаз с поляка.

Вот он повстречался с женщиной, затем с одним мужчиной, с другим, с третьим, но командующего всё нет. Затем шёл навстречу поляку солидный, хорошо одетый мужчина лет за 50. Не доходя метров 3-х, он было взялся за край шляпы (для приветствия нашего поляка), а потом отдёрнул руку и прошёл мимо.

Я подумал, что наш задержанный поляк глазами сумел показать, чтобы встречный с ним не здоровался. А вдруг я ошибся. Но время на раздумье нет. Я сразу пошёл за этим солидным поляком, а мой сотрудник с сотрудницей растерялись и не знали, что дальше делать, так как я уходил.

Как они потом доложили, что всё-таки хотели пойти за одним поляком, но потом не решились, чтобы не потерять задержанного. Отойдя примерно с километр, уже в городе, я сообразил, что задержать вдвоем с адъютантом мне будет трудно, так как, кстати сказать, поляк по комплекции был крепче меня.

Тогда я, остановив первых попавшихся наших солдат, сказал им, что я работник органов и что мне надо помочь задержать человека. Они охотно согласились, и мы с двух сторон подошли к неизвестному.

Я ему сказал: «Прошу пана следовать за мной». Улыбнувшись, он пошел с нами. Придя в помещение, где мы размещались, мы обыскали его, я начал спрашивать у него фамилию, имя, отчество. Он назвал их, но была ли это его настоящая фамилия, мне не было известно, но мы знали его псевдоним.

Я его спросил: «А какой у вас псевдоним?» Заулыбавшись, он говорит, что псевдонима у него никакого нет, так как к подпольным делам он отношения не имеет, работает ректором института в Люблине.

Допрос продолжался полчаса, а результатов никаких. Тогда я, сделав серьёзный вид, сказал ему, что мне всё о нём известно, а поэтому он напрасно пытается скрывать участие в подпольной организации и кем он является. Он опять на это с милой улыбкой говорит: «Если вам всё известно, то не надо и допрашивать меня».

При этом мне было видно, что у него была полная уверенность, что я про него не знаю. Очевидно, это мнение у него сложилось от того, что я в течение получаса, действительно, не мог ни в чём его уличить.

Я подумал, что ведь, кроме псевдонима, я ничего о нём не знаю, и если назову псевдоним, то в ходе следствия ничего не теряю, а самое главное, чувствуя его уверенность, что он не разоблачен, я высказал ему следующее условие:

«Давайте, пан, договоримся так: я даю вам написанный на бумажке ваш псевдоним (подаю ему свернутую бумажку), если он правильный, вы сами расскажете о себе и о том, что я буду спрашивать. Если не захотите говорить, то будем оформлять ваш арест и уличать свидетелями, которые знают вас».

Он в пылу своей уверенности, что я не знаю псевдонима, согласился с условием. Тогда я ему говорю: «Разверните и читайте бумажку». Он развернул, побледнел и еле выговорил: «Всё расскажу».