Наконец мы вышли на главную улочку в этом квартале. Вдали виднелись торговые ряды с расставленными на них божками и вазами. В начале этой улицы стоял небольшой домик, в окне которого я увидел несколько грязных статуэток. Не сообразив, что это просто чье-то жилище, я открыл дверь и вошел внутрь, ликующе сказав при этом Диме: вот он фарфор, наконец-то! В помещении был пожилой китаец весьма потертого вида, который встал при нашем появлении и, немного поразмыслив, сделал пригласительный жест. Чуть поодаль сидела его почтенная супруга, вязавшая при свете тусклой и пыльной лампочки. Не почувствовав никакого подвоха, я начал спрашивать по-английски, как у них тут насчет китайского фарфора, столь хорошо известного во всем мире. Хозяин выслушал меня очень внимательно, подумал, и показал мне на стул, садись, дескать, чувствуй себя как дома (теснота там, надо отметить, была ужасная, в домике хватало места только на то, чтобы разместить в нем стол, кровать и два стула). Нет-нет, сказал я, нам нужен только фарфор, больше ничего. Китаец недоумевающе развел руками и протянул мне дымящуюся трубку, взяв ее со стола. "Ну, он тебе уже все предложил, - иронизировал Дима впоследствии, - и присесть, и покурить. Нет, подавай ему фарфор, и все тут". Я и сам долго смеялся потом, вспоминая этот случай и представляя себе, как это выглядело в глазах хозяина: ввалились в дом среди ночи два северных варвара, и требуют, понимаете ли, китайский фарфор - а я ведь в конце концов сумел объяснить ему, что же мне нужно, показав в разговорнике соответствующий иероглиф, который китайская бабушка разобрала с помощью очков. "Цицы!" - воскликнули хозяева домика и переглянулись. Считается, что лицо китайца, особенно пожилого, никогда не выражает никаких чувств. На этот раз недоумение их было настолько сильным, что оно отобразилось на их лицах предельно явственно и недвусмысленно. Пробормотав какие-то извинения, мы выскочили на улицу. "И никакой неловкости не произошло", как прокомментировали бы этот случай Мандельштам или Ахматова. Зато я видел изнутри китайский дом.
После таких приключений я всякий раз чувствовал, что еще немного, и я уже перестану здесь чему-либо удивляться - не потому, что я стал привыкать ко всем этим, крайне необычным, на мой взгляд, вещам, а потому что мой мозг окажется уже просто не в силах удивиться еще в большей степени. Из посещения этого квартала я все-таки вынес смутное чувство, что в нем было что-то не так; и это было очень странно, потому что на самом деле в нем все было не так, и непонятно, почему из этого всего я выделил еще что-то особенное. Поразмыслив над этим предметом, я вдруг понял, что меня в нем сильнее всего удивило. Дело в том, что мы ведь забрались тогда в самое обыденное место обитания пекинцев, и хоть оно и выглядело весьма непрезентабельно, жизнь там должна была течь своим обычным чередом, то есть быть в сущности такой же, как и везде. В каком-то смысле так оно и было, за одним исключением: в этом квартале вообще не было детей. Позже, специально обратив на это внимание, я заметил, что и во всем остальном Пекине практически невозможно увидеть на улице не только ребенка, но и вообще человека младше двадцати лет (как, впрочем, и кошек, и собак - но эти-то понятно, куда подевались). Зачем их прячут, я не знаю; может быть, в Пекине вообще запрещено иметь детей. Я слышал о китайской политике ограничения рождаемости, но никогда не думал, что она доходит до такой ощутимой степени. Эта нация остановилась на бегу; ей пришлось завинтить гайки в этом отношении очень круто, иначе еще чуть-чуть - и численность населения в Китае превысила бы все разумные пределы. Такую огромную массу народу нельзя было бы уже ни прокормить, ни одеть, ни обеспечить жильем и работой. Так что Китай тоже кое в чем безрассудно расточил ресурсы своей нации. Для любой страны удобнее всего плавный и постепенный рост населения: тогда более молодые поколения, на которых лежит основная нагрузка по экономическому обеспечению всей нации, численно превосходят более старые. Китайскому же населению расти уже больше некуда (после взрывного скачка рождаемости в эпоху Мао, вдохновленному "великим кормчим"). Ему надо только сокращаться, причем чем быстрее, тем лучше - но так как сокращаться оно может исключительно за счет уменьшения рождаемости, то скоро очень малому количеству молодежи придется нести на себе все экономические тяготы в Китае.
Пекин - Уси