Записки из Поднебесной

В Китае и простой народ, и интеллигенция относятся к русским и Россиидружелюбно, и даже можно сказать, с симпатией. Не знаю, с чем это связано, может быть, с тем, что мы, будучи европейцами, все же не подвергали Китай столь жестокой порке, как англичане и французы (да и японцы тоже). Сейчас много молодых китайцев учится в российских университетах, и в центральных, и в сибирских, и они возвращаются в Китай с не такими уж плохими воспоминаниями о России. Правда, этот культурный обмен, как и наше близкое географическое соседство, ничуть не разрушает стандартные стереотипы, связанные с русскими и прочно укоренившиеся во всем мире. Как-то я сидел в Амстердаме на набережной и пил минеральную воду из прозрачной пластиковой бутылки. Рядом со мной был голландец, долго поглядывавший на меня с большим любопытством. Наконец он не выдержал и спросил у меня, какой же я буду национальности (политкорректные европейцы, избегая всего, что может напомнить о национализме и вообще о национальных различиях, говорят в таких случаях "what is your language?", что поначалу меня несколько сбивалос толку). Узнав, что русской, он первым же делом живо осведомился, показав на мою бутылку: "this is vodka?". В Китае было то же самое. Однажды, после того как мы с Димой осмотрели очередную фабрику (адские заведения, надо сказать, все гремит, грохочет, движется - только китайцы могут работать в таких условиях, в этом, наверное, и есть главный секрет их "экономического чуда"), нас пригласили на ланч в небольшой трактир в селе неподалеку. Мы поднялись на второй этаж в отдельную комнату и разместились там у окна, за круглым столом, покрытым скатертью. Мистер Юань, знакомивший нас с производством, очень неплохо говорил по-английски, и я наконец получил возможность узнать, из чего же изготовлены те блюда, над которыми мы так долго ломали голову в китайских ресторанах. Впрочем, поначалу нам с Димой было не до ребусов, мы решали другую важную проблему. Дело в том, что наши китайские друзья, видимо, желая сделать нам приятное, извлекли откуда-то из запасников этого трактира большую бутылку мутноватой жидкости, и разлили ее нам на двоих. Себе же они, как ни в чем не бывало, налили пива, и отхлебывая его понемногу, поглощали салаты и холодные закуски. У меня была слабая надежда, что нам досталось что-то хотя бы не очень крепкое, и я попробовал запить этой жидкостью какую-то острую зелень, сильно обжегшую мне язык (судя по запаху, это были маринованные черенки копытня). Полученный эффект можно было бы охарактеризовать известной народной поговоркой "из огня да в полымя". Никогда в жизни я не пил более гадкой и омерзительной сивухи. Тот глоток, который я сделал, ощутимо отдавался и через несколько часов после нашего обеда, заставляя меня каждый раз мучительно содрогаться при воспоминании о напитке, которым нас угостили так радушно. "Что будем делать?" - тихо спросил я Диму. - "Хотя бы из вежливости нужно, наверное, допить этот стакан". "Если я это выпью", - отвечал он мне, - "то сползу под стол, и извлечь меня оттуда уже будет невозможно". Решившись, я жалобно сказал г-ну Юаню, что нам бы пива - водка для нас слишком крепкий напиток. Несколько удивившись (он, наверное, ждал, что мы залпом выпьем по огромному бокалу водки и попросим еще), г-н Юань смилостивился над нами и принес пива и на нашу долю. Тут уже дело пошло веселее. Через каждые несколько минут дама в белом халате вносила все новые и новые яства, которые теперь уже не так пугали нас, как раньше - наглотавшись всякой экзотики в Китае, мы спокойно воспринимали все, что нам предлагали. Мое внимание привлекло большое блюдо, на котором горкой были сложены какие-то существа, запеченные целиком и совсем не похожие ни на рыб, ни на цыплят. Забрав одно из них палочками себе на тарелку, я рассмотрел его внимательно со всех сторон, и сказал Диме: голову даю на отсечение, что это лягушка. Лягушка - это очень простое слово на всех языках, но, как назло, его английский эквивалент вылетел у меня из головы, и я, прожевывая нежное, сочное мясо, мучительно припоминал, как же это будет звучать на языке межнационального общения. Первое, что мне пришло в голову - это почему-то итальянское слово "rana", потом всплыла в памяти фраза из французской книжки ("mais leur passion pour les grenoilles est une lГcgende!"), потом немецкое выражение "quaken", и только после этого я вспомнил, что лягушка по-английски будет "frog". "Кажется, frog", - сказал я Диме негромко, но мистер Юань услышал, и энергично закивав головой, живо подтвердил, что это именно то самое животное. На вкус оно было довольно приятным - что-то вроде курятины, но мягче и нежнее, и я, положив себе на тарелку еще несколько образцов, сказал Диме: замечательная вещь, советую попробовать, второго случая не представится. Дима решался недолго. Откусив сразу большой кусок, он начал его жевать с невозмутимым видом, и когда я спросил его, как впечатление, Дима, пожав плечами, заметил: "лягушка как лягушка", как будто ел их каждый день. Это, впрочем, было неудивительно; после всего того, что нам довелось съесть в Китае, нас уже трудно было чем-то еще озадачить в этом плане. Тем не менее, когда внесли новое блюдо, на котором, как волосы медузы Горгоны, сплелись в клубок существа несколько иного рода, тонкие и вытянутые, как змеи, я не решился приступать к ним так запросто, и спросил у китайцев, что это. "This is eel", ответили мне. Я сразу вспомнил, как очень давно, на втором курсе университета, я случайно выучил это слово, "угорь", и тогда же почему-то задумался, понадобится ли оно мне когда-нибудь. Разве я мог тогда предвидеть, где и как оно мне пригодится!