Записки из Поднебесной

Самолет шел вверх ровно и мощно, и постепенно мои страхи стали проходить. Те странные ощущения, которые я испытывал на взлете, были, очевидно, на добрую долю вызваны самовнушением: во всяком случае, пять последующих взлетов и шесть посадок я перенес без каких-либо затруднений. За окном уже не видно было ничего, кроме белого тумана, застилающего все, что было под нами. Иногда он разрывался, но ничего определенного внизу все равно различить было невозможно. Мы должны были пролетать над Уралом, над большими реками, но, все, что я видел - это были весьма протяженные прямые линии, пересекавшиеся иногда очень прихотливо. Ввиду того, что, как всем известно, дорог в России нет, то, очевидно, это и были направления. Хотя оставалось неясным, куда здесь направляться - мы пролетали намного севернее главных русских городов.

Мы двигались на Восток, и солнце стало садиться гораздо раньше, чем это можно было ожидать. Стемнело очень быстро, и в салоне самолета загорелся бледный люминесцентный свет. Подали ужин, который я отверг было сначала (предвкушая посадку, которая, говорят, еще страшнее взлета), а потом передумал, махнув рукой на все превратности полета. Через полчаса самолет вдруг начал быстро терять высоту. Очень скоро я увидел в окно какие-то холмы под нами, поросшие высокими соснами. Они быстро проносились мимо, но никаких признаков того, что аэродром поблизости, я не видел. Внезапно наш самолет еще резко снизился, почти прижавшись к земле, и справа и слева замелькали огоньки взлетно-посадочной полосы. Я думал, что он уже катится по поверхности, но он был еще в воздухе - толчок от соприкосновения с полосой последовал чуть позже, и его ни с чем нельзя было перепутать.

Красноярск - Хабаровск

В Красноярске мы целый час сидели в аэропорту, пили сибирское пиво (оказавшееся еще гаже московского) и обсуждали обстановку, сложившуюся в этой вотчине Лебедя в результате его недолгого губернаторства. В конце концов мы пришли к выводу, что такие выборы, как в Красноярске - это лучший способ превратить самую деструктивную и дестабилизирующую силу в охранника существующего порядка. С этой точки зрения неплохо бы и остальным деятелям "непримиримой оппозиции" вручить по краю, или, на худой конец, по области пусть упражняются.

В самолете я почувствовал себя уже как дома. Через три часа мы должны были оказаться в Хабаровске, преодолев в общей сложности семь или восемь тысяч километров. Я не переводил часы на местное время, и был несколько удивлен, обнаружив, что уже около полуночи край неба впереди стал синеть и темнота вокруг нас заметно поредела. Солнце взошло в половине первого. Это была, наверное, самая короткая ночь в моей жизни - петербургские белые ночи даже в июне обычно длятся долее, и раньше трех часов утра солнце не поднимается над горизонтом. Рассвет этот выглядел достаточно необычно: его краски были чистыми и прозрачными, по сравнению с обычными земными восходами солнца. Крыло самолета, залитое ярко-розовым, почти театральным светом, резко выделялось на фоне лазурной эмали небосвода. Но все это продолжалось очень недолго: солнце поднялось высоко над горизонтом, и розовые оттенки пропали, перейдя в обычное дневное освещение.

Самолет начал снижаться задолго до объявления посадки, и за окном были видны какие-то однообразные каменистые пространства, почти сплошь безлесные. Выглядело это как нагромождение крупных кристаллов серого цвета. Иногда между ними появлялись и небольшие речушки, петлявшие необычайно замысловато. Наконец мы увидели Амур, даже сверху казавшийся огромным, широко растекшимся по равнине, со многими островами и параллельными руслами. На другом его берегу простиралась уже Поднебесная Империя.

В Хабаровске было солнечно, но очень холодно и ветрено. До самолета на Харбин у нас оставалось несколько часов, и мы зашли в кафе, выпить чего-нибудь освежающего и обсудить наши ближайшие планы. Экзотика начиналась уже здесь: меню сразу поставило нас в тупик, хотя и было написано родными русскими буквами, а не иероглифами. Девушка, подававшая нам напитки, в общем, неплохо говорила по-русски, хотя выговор у нее был странноватый. Я настолько привык в Европе, проехав на поезде час-другой, переходить на следующий язык, что при путешествиях внутри России всякий раз удивляюсь тому обстоятельству, что на всех наших непомерных пространствах говорят, в общем-то, совершенно одинаково. Диму, наоборот, радовало, что здесь еще можно общаться на родном языке - он опасался, что, не зная английского, окажется в Китае в совершенно беспомощном положении. Как выяснилось чуть позже, мое положение в Китае было ничуть не менее беспомощным, хотя я вполне могу объясниться не только на английском, но и на французском, немецком и итальянском. В Китае говорят только по-китайски.