Записки из страны Нигде

Как-то попадались мне в руки воспоминания народника Леонида Пантелеева (не путать с советским писателем, не путать с бандитом двадцатых годов). Он рассказывает, как оказался в освободительном движении. Он с товарищами учился в университете. Они «интересовались» - что естественно – всякой «литературой». Приходит, кажется, Слепцов и говорит со значением: есть революционная организация, она распространяет брошюрки о правде, о народе, о справедливости, ну и вообще – за народ; но нужно открыть филиалы этой организации в провинции, предположим, в Симбирске (не помню город, но именно провинция). Поедете? Надо для народа!

Молодые люди говорят: раз для народа – поедем! Бросают университет, едут в провинцию, там пишут, печатают и распространяют, все с риском для себя, эти бессмысленные брошюрки. В какой-то момент, пишет Пантелеев, стало совершенно понятно, что никакой организации нет, что она существует только в воображении Слепцова, а может, и там ее нет, она лишь в его словах.

И что же? Перестали они терять время в провинции на распространение брошюрок? Нет. Они даже не стали докапываться до правды, т.е. существует ли организация или же они сами, пятеро студентов-новобранцев, и есть эта организация, - они и так знали, что правда именно в том, что ничего нет. Но продолжили писать брошюрки.

В результате – арест, болезнь жены, смерть ребенка, десять лет в Сибири и толстая книга мемуаров.

Работа Пантелеева в Сибири (инженером на руднике), смерть его ребенка, болезнь, страдания жены и фактический развод их (она не выдержала – уехала в Европу) – это реальность, это тот самый «узорчатый верх», надстройка, судьба живого человека. А базис – пустота. Ведь даже организации – не было.

Тынянов в «Поручике Киже» искал «лицо» этой пустоты: несуществующий поручик, возбудивший некое движение самим эфемерным фактом своего существования, - это очень традиционный для русской культуры образ.

И вот появляется фильм «О бедном гусаре замолвите слово», и там то же самое: из ничего рождается большой переполох, и происходят роковые перемены в судьбах людей.

Велиар, оказывается, весьма могущественный демон. Его нельзя недооценивать. Мне кажется, смысл художественных произведений, обратившихся именно к этой теме, - в том, чтобы отчетливо и ясно раздеть перед читателем/зрителем нашего  монстра до самого исподнего, под которым ничего нет. Увидеть голого Велиара – тот еще экспириенс!

К перфекционисту

00:00 / 22.07.2017

Некоторые люди прямо-таки гордятся тем, что они перфекционисты. Наверное, если разбираться в термине и спорить, надо оно нам или не надо, то можно зайти слишком далеко, но это не мой путь. Я имею в виду достаточно узкую прослойку литераторов. Это люди, которые до бесконечности переделывают уже написанное. Уже книга вышла. Опубликована. Но что-то не дает покоя, они переписывают и переписывают. Или книга не вышла - и есть шанс, что никогда и не выйдет, потому что опять же - переписывают и переделывают. "Мне надо, чтобы было без сучка без задоринки", "чтобы все было идеально".

Идеально же никогда не получается. Почему? Потому что в нашем грешном мире не бывает ничего идеального. Вот если бы мы жили в пещере платоновских идей... впрочем, опять же, не моя сфера, рассуждать не буду. Смысл тот, что все воплощенное всегда несовершенно. "Мысль изреченная есть ложь" - это не просто так сказано. Невозможно выразить мысль даже в стихотворении идеально. Что уж говорить о более обширном тексте, о романе. Чем длиннее дорога, тем больше на ней камней.

Нет. я не за то, чтобы оставлять опечатки, грамматические ошибки, стилистические несуразицы или разночтения. Случается, автор забывает, какого цвета были волосы у героя в начале книги, и у него брюнеты превращаются в блондинов волшебным образом. Случается, автор забывает и о том, какой был заявлен характер у героини, и смелая умная девушка к середине книги превращается в тупоумную козу. Вот с этим, в принципе, надо бы бороться. Достоевский забыл имена детей Катерины Ивановны в "Преступлении и наказании". Роман от этого хуже не стал (Достоевский вообще, между нами, чудовищно неряшлив в своих текстах) - но если бы Ф.М. все-таки потрудился его вычитать внимательнее и назвать детей одинаково, а не по-разному, - то роман, в общем, не потерял бы ничего. А наоборот, возможно, обрел.

Но все это не значит, что нужно сидеть на месте годами и вылизывать и вылизывать текст. Это неправильно. Текст интересен не вылизанностью, а драйвом. На каком-то этапе нужно прекращать. Это как с ремонтом, который закончить невозможно, можно только волевым усилием его остановить. 

Дело в том, что от бесконечных поправок перфекциониста текст, как правило, лучше не становится. Вот когда вы замечаете, что вы правите-правите, а с текстом все еще что-то не то, - останавливайтесь. Лучше уже не будет. Есть два пути: либо оставить текст как есть и просто идти дальше, либо все сжечь и начать сначала совершенно по-другому. Я за то, чтобы сбросить написанное с корабля ,как лишний груз, и спокойно двигаться дальше.