У меня сложилось впечатление, что человек в маске и человек в шапке из птичьих перьев — это, если позволительно так сказать, одно и то же историческое лицо. Мне думалось, что художник изобразил властителя племени, опытного колдуна, против которого восстал другой колдун, попытавшийся лишить его власти. Рисунок человека с опущенными плечами и головой как бы напоминал, что ранее он подчинялся колдуну, потом восстал против него и наконец… К сожалению, насчет конца у нас не сложилось общего мнения. Трапециеподобная маска скрывала лицо, и решить, молодой или старый колдун сидит в центре магического крута, было невозможно. Я полагал, что это старый колдун, сумевший победить самоуверенного молодца, а романтически настроенный Петя считал, что «переворот» удался и свергнутый колдун делает отчаянную попытку вернуть себе знаки отличия и прежнюю власть. Очевидно, спор в таком духе мог продолжаться неограниченное время. Бесплодный сам по себе, он, однако, расшевелил меня и Березкина, и у нас возникло смутное, но радостно волнующее ощущение предстоящего открытия. Мы предвидели нечто оригинальное, отражающее неповторимое своеобразие бесчисленных племен и народов, прошедших и идущих по земле, и одновременно таящее в себе нечто общечеловеческое, нечто важное всегда и для всех…
Не откладывая, мы приступили к хроноскопии.
Осложнения начались сразу же — и там, где мы их менее всего ожидали.
По обыкновению Березкин сформулировал задание, поручив хроноскопу последовательно истолковывать рисунки. Начали мы, естественно, с колдуна и склонившегося перед ним человека, но на экране так и не появилось изображение, хотя хроноскоп работал и настойчиво пытался проиллюстрировать рисунки — по экрану снизу вверх непрерывно шли зеленоватые волны.
Обеспокоенный Березкин на всякий случай проверил исправность аппарата, еще раз уточнил задание, но ничего не добился.
Спелеологи, не менее нас удивленные странным поведением хроноскопа, всячески старались помочь советами и гораздо больше мешали, чем помогали.
— Лезли бы вы в пещеру, — не очень любезно посоветовал Березкин Сахарову. — Время же зря теряете.
Сахаров не обиделся. Через полчаса, снаряженные по-боевому, спелеологи ушли в пещеру. Только Локтев, вновь вызвавшийся дежурить, да Петя Скворушкин не пошли с ними: Петя выпросил разрешение остаться, клятвенно пообещав ни во что не вмешиваться.
Но обещания он, разумеется, не выполнил.
— Может быть, со вторым рисунком помудрить? — спросил Петя, робко посматривая на мрачного Березкина.
— Это не решение проблемы, — ответил Березкин, уже успевший продумать предложенный Петей вариант. — Ничего это не даст.
— Но если попытаться? — настаивал Петя. — Потерять мы тоже ничего не потеряем…
Березкин уступил, но, к сожалению, оказался прав. На экране появились две условные человеческие фигуры, но созерцание их не приблизило нас к пониманию смысла рисунков.
— А последние? — не унимался Петя. — Давайте и последние рисунки подвергнем хроноскопии.
— Заранее можно сказать, что получится, — ответил Березкин. — Увидим двух человек — сидящего и стоящего. Вот и все.
Березкин не ошибся: на экране лишь спроецировались настенные рисунки.
— Наверное, рисунки вообще не поддаются расшифровке, — высказал предположение Березкин. — Почему мы решили, что они — запись какой-нибудь мысли или события? Сами себе усложняем работу.
— Вот и правильно, не надо усложнять, — поддержал Локтев Березкина. — Чем проще, тем лучше.
Но несколько рисунков, расположенных в определенной последовательности, все-таки должны были иметь смысл…
— А если раздвинуть рамки хроноскопии? — вмешался я. — Попробуй уточнить обстановку, в которой создавались рисунки.
— На художника взглянуть захотелось? — съязвил Березкин. — Взглянуть просто, да что толку?
Художник, как уже не раз бывало раньше, тотчас появился на экране. Маленький, тонкий, худой человечек, если верить хроноскопу, работал торопливо, нервно, словно кто-то грозный, страшный стоял у него за спиной. Мы пристально всматривались в его движения, часто неверные, настойчиво пытаясь подметить хоть что-нибудь, что могло бы послужить нам путеводной нитью.
— Художник выполняет заказ нового или старого владыки, — сказал Березкин, — и трепещет перед ним, боится его. Все ясно, да нам от этого не легче.
Мы не поленились вновь тщательно изучить пещеру, и Петя обратил внимание на едва заметные темные пятна на ее своде. Хроноскопия показала, что это следы факельной копоти.
Итак, когда художник выполнял на стене непонятный рисунок, за спиной его, вероятно, стоял не только колдун-властелин, но и все небольшое племя, и люди держали в руках факелы из смолистых ветвей. Если так — значит, племя уже перешло на сторону победителя.
Березкин выключил хроноскоп и устало растянулся на жесткой, пожелтевшей траве.
— Может, в шахматы сразимся? — предложил он мне; я всегда проигрывал Березкину, и порою он любил поразвлечься таким образом. На этот раз вызов принял Петя. Они с Березкиным склонились над шахматной доской, а я решил еще раз отправиться в пещеру.