— Нет. Самое начало было в Москве. — Петя почувствовал, что путается. — Сейчас я все объясню! Вы знаете, я увлекся подводным плаванием…
— Он и спелеолог, он и аквалангист, — пояснил я Еве и Яше. — Удивительно! И философ к тому же…
А Петя продолжал:
— Знаете, после Хаирхана я решил, что должен увидеть море изнутри. Потому, наверное, что в подземные озера ныряешь, как в ночь. А море днем — другое, правда?.. Вот и связался я с археологами-подводниками, чтобы приятное с полезным соединить. Как философ, я по эстетике специализируюсь, а прекрасное — оно повсюду вокруг нас разлито. И в природе, и руками человека творится. Часто, к сожалению, мимо проходим мы, а если приглядеться!.. Еще тогда, зимою, я подумал: найти бы клад из прекраснейших ювелирных изделий, таких, чтоб украсили они лучшие наши музеи…
— Вот это целеустремленность! — сказал я. — Решил найти клад и — нашел!
Ирония моя не дошла до Пети.
— Да! — радостно согласился он. — И руководитель меня поддержал…
— Какой руководитель? По розыску кладов?
— Нет, по курсовой работе. Профессор Брагинцев. Вы не могли о нем не слышать!
— Слышал, — сказал я.
— Вот видите! И такой серьезный человек считает, что есть шансы найти клад в районе Хосты.
— И в любом другом месте — тоже, — сказал я.
— А про развалины крепости в тисо-самшитовой роще вы помните? — воскликнул Петя.
— Нет. А при чем тут тисо-самшитовая роща?
— Да план же на вазе — той самой крепости! Как вы не поймете? Тот самой, что на территории заповедника!
— Почему вы так решили?
— А другой нет поблизости!
Логика Пети меня «сразила».
— Если потребуется рабочая сила, — сказал я, — перетащить что-нибудь, упаковать…
— Хроноскоп! Хроноскоп мне нужен!
— У хроноскопа иное предназначение, — это я произнес жестче, чем хотел. — Клады не по его части.
— А если там скрыты прекраснейшие произведения искусства? А если там неведомые миру шедевры?
— Скорее всего там «пшик», дорогой мой Петя. Как и в прочих воображаемых кладах.
По-моему, мир рушился в его глазах.
— Зачем клад искать, когда под ногами денег полно? — сказал Пете наш хозяин Вася. — На кавказской земле, если голова есть, руки есть, без клада прожить можно, товарищ. Мимозу сажай — в марте продавать вези. К женскому дню как хорошо! Огурцы сажай — опять весной продавать вези. Помидоры сажай, виноград собирай, мандарин собирай — весь год продавать вези. Своих мало — у соседей купи, в ларьке договорись… Зачем клад, товарищ?
Несмотря на основательную теоретическую подготовку, сам Вася торговыми операциями не увлекался и явно подшучивал над философом, но тот начисто утратил чувство юмора.
— Прощайте! — вскричал Петя и исчез.
На следующий день утром мы вчетвером отправились на станцию субтропических культур, что находится неподалеку от Гагры, у Холодной речки. Строго говоря, называется эта станция «Гагринский опорный пункт Главного ботанического сада», а пока только там у нас выращивают деревья какао. Я недавно побывал в Африке, но там их не видел: плантации какао особенно велики и многочисленны в Гане, а не в Гвинее, по которой мы ездили, и здесь, на Кавказе, мне представилась возможность восполнить этот пробел в своих африканских наблюдениях.
Яша и моя жена отправились на переговоры к директору, а мы с Евой устроились на деревянной скамейке под какими-то кустами.
— Смотри, какие интересные лепестки, — сказала Ева, поднимая с земли веточку с тремя овальными красновато-фиолетовыми лепестками; внутри, среди лепестков, пристроились три невзрачных беленьких цветочка.
Ева положила веточку на мою ладонь, и я оторопело уставился на лепестки.
«Нет, этого не может быть», — сказал я самому себе и вздохнул с каким-то странным облегчением: «этого» действительно не могло быть.
— Не знаешь, что за растение? — спросила Ева.
На всякий случай оглядев окрестные кусты и деревья, я вполне искренне ответил:
— Понятия не имею.
Директор станции, совсем еще молодой человек, любезно разрешил нам осмотреть свои владения и выделил в сопровождающие научного сотрудника… Мы обогнули дом, в котором размещались лаборатории и дирекция, и…