Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

В Москву я приехал со своей матерью в середине августа 1887 года. До Нижнего ехали на якимовском пароходе, наблюдая затмение солнца, и я успел зарисовать почти закрытое тенью светило. <На пароходе я познакомился с горным инженером Китаевым. Увидевши меня за чтением какой-то серьезной книги, Китаев подарил мне большой переплетенный том сочинений Иеремии Бентама, рекомендуя внимательно его прочесть. Но красавица Волга приковывала все мое внимание, и, конечно, углубляться в философские дебри подолгу мне не удавалось; позднее же, в Москве, я долго бился, преодолевая трудности писания Бентама с его тяжелой терминологией>[219].

В Нижнем пересадка на железную дорогу, впервые мною виденную. Вагон 3-го класса. Все ново. Подъезжая к Москве ранним утром, я наблюдал, как пассажиры на станции совершали утренний туалет, так как в вагонах 3-го класса умывальников еще не было.

В Дрезне, Павлове[220] и на других станциях женщины выносили к поезду медный таз, кувшин с водой, на руке полотенце и на фарфоровом блюдечке кусок мыла. Такой туалет стоил пять копеек. Тут же продавали французские булки, баранки и яйца. Наконец Москва. Деревянное одноэтажное здание вокзала в Рогожской[221], полутемное, грязное; суета, крики извозчиков, предлагавших услуги и сующих в руки жестяной номерок. И вот за пятьдесят копеек нас свезли в Зарядье. По рекомендации еще из Уфы мы приехали к оптовому торговцу гармониками Маракушеву, поставщику этого незатейливого инструмента моему отцу. Небольшая лавчонка, заваленная коробами с гармошками, старик Маракушев отвел нас наверх, где над магазином были небольшие номера для приезжающих, и приставил к нам какого-то комиссионера[222] с черными усами Савельева. Тот прежде всего повел нас к Иверской[223], где полагалось отслужить молебен при начатии дела, и затем в Кремль.

Чудный неописуемый вид на Замоскворечье, живописная группа соборов поразили меня неведомой доселе красотой. Мать усердно прикладывалась к мощам, ставила свечки, отслужила молебен. На другой день я отправился с ней на Мясницкую в Училище живописи, ваяния и зодчества, где через несколько дней уже были назначены экзамены.

Как-то смело и просто уселся я перед гипсовым бюстом Антиноя[224], которого в течение полутора часов должен был нарисовать углем с прокладкой основных теней. Отметка — «хорошо». Мать повела меня отслужить молебен уже в храм Христа Спасителя, совершенно меня не поразивший, а Савельев тем временем успел отыскать мне комнату со столом в небольшом одноэтажном домике с мезонином в Орликовом переулке.

Моя квартирная хозяйка, урожденная Эмма Карловна Шрамм, была замужем за телеграфным чиновником, тупым латышом Куддум. После его смерти она стала женой художника В. Н. Мешкова, прекрасного рисовальщика портретов сангиной и черным соусом[225]. Портрет жены Мешкова как действительно образцовая работа находится в Третьяковской галерее[226].

В мезонин я перевез свой чемоданчик и подушку с одеялом. Мать вручила мне деньги на месяц, благословила образком, и мы с Савельевым проводили ее на Нижегородский вокзал. Она уехала, поплакав на прощанье, строго наказав учиться хорошо. От Рогожской заставы мы большую часть пути до моей новой квартиры прошли пешком; Савельев договорился обо всем с квартирной хозяйкой и обещал прийти меня навестить.

Вид на Кремль и Зарядье со стороны набережной у Воспитательного дома.

Фото. Рубеж XIX–XX вв.

Небольшая комнатка с маленьким окном, столик, железная кровать с тощим мочальным матрасом, старый гардероб, маленькая этажерка для книг и две табуретки вместо стульев. За комнату с обедом из двух мясных блюд я платил двенадцать рублей в месяц. Утренний же хлеб должен был иметь свой и, кроме того, старухе кухарке давал пятачок на два-три дня на «фотоген» (керосин) для маленькой семилинейной лампы[227]. За стирку белья полагалось платить старухе пятнадцать копеек в месяц.

Моя кузина перед отъездом моим в Москву вышла замуж <за И. Н. Бока>[228]. Родственники ее мужа — немцы имели в Москве кое-какие связи. С рекомендательным письмом я пошел на Маросейку к торговцу техническими принадлежностями Розенштрауху. Он принял меня любезно и в свою очередь дал рекомендательное письмо преподавателю училища архитектору А. С. Каминскому и пригласил меня в ближайшее воскресенье прийти к обеду. Впоследствии я часто пользовался этими воскресными обедами в небольшой семье Розенштрауха, где и познакомился с обер-пастором Дикгофом, в свою очередь пригласившим меня послушать воскресные концерты, бывавшие тогда в лютеранской церкви в Петропавловском переулке[229].