Не буду раскрывать, каким образом мне попали в руки копии этих документов. На первый взгляд их содержание говорило о подлинности содержащихся в них сведений. В уголовном деле больше не было документов, указывающих на результаты поиска закопанных ящиков. Логично было предположить, что их не нашли. На это указывало, во-первых, отсутствие в приговоре особого совещания упоминания о судьбе сокровищ.
Если бы ящики нашли, приговор содержал бы и обвинение Буевичей в покушении на хищение в особо крупных размерах, поскольку по действовавшим тогда законам любой клад являлся собственностью государства. А присвоение найденного клада, или попытка присвоения, влекло привлечение к уголовной ответственности.
Далее вспомним время возможных поисков. Конец сентября — начало октября 1940 года. Потом ноябрь, земля уже мерзлая. Зимой и ранней весной 1941 года копать нельзя по тем же причинам. А с 24 июня 1941 года в этих местах снова надолго обосновалась немецкая армия.
Кроме того, судя по материалам дела, энкаведешники откровенно не верили в существование закопанных ящиков. И вряд ли они прилагали большие усилия в этом направлении. Упор делался на шпионаж, и это косвенно подтверждается другими сведениями о предвоенном периоде, тогда шла сплошная охота за шпионами.
С другой стороны Буевичу И.Л., будь он настоящим шпионом, не было никакого смысла придумывать столь громоздкую и легко проверяемую версию своего появления в этих местах. К тому же он был наверняка уверен, что шпионаж и активное участие в банде не могут быть доказаны. На худой конец за банду могли что-то дать, но шпионская деятельность? За исключением того, что Буевичи копали в лесу, в деле не было абсолютно никаких доказательств о шпионаже в пользу Германии и Польши.
Но вспомним дело маршала М.Н. Тухачевского и других высокопоставленных военных.