Читаем Записки кочевников полностью

В букинисте-бытовке у высохшей реки мы копались в старых книгах. Среди корешков словарей в глаза бросился какой-то необычный — Marmor-Rodon. Далеко же нас занесло, если тут говорят на марморском или родонском! Взяв в руки книгу, мы увидели, что оторванный корешок подклеен куском рекламы строительной компании, которая работает с мрамором и родонитом.

От этой истории мы оробели и на блошином рынке превратились и вовсе в наивных зевак. Правда, там был все больше туристический китч: серебряные будды, кольца и браслеты, фигурки из кости, старая посуда, отпечатки танок и пр. Островок старины был окружен бесконечными торговыми рядами, завешанными коврами, заставленными мебелью, ломящимися от домашней утвари, продуктов, электроприборов, бытовой химии и пр. От такого изобилия мы и вовсе растерялись. Вокруг все что-то продают, что-то покупают, вздорят по пустякам, а мы, как кекс в панаме, позорим светлое имя потребителя.

Запомнилась трущоба вокруг — разбитая дорога между кривых заборов, грузовые контейнеры, превращенные в пункты приема утиля, пожилой дядька, читающий газету сидя на поребрике у помойки. Это обычный улан-баторский пейзаж. Если пойти по кольцевой в сторону юрточных окраин, будет все та же буферная зона. На северо-востоке, за мостом через высохшую реку, упираешься в квартал, где чинят машины. Туда же свозят в утиль. В отдалении — лабиринт заборов, за которыми стоят по две-три юрты. Это кочевники, оставшиеся без скота, теперь они живут на подъезде к Улан-Батору.

Дальше, на самых задворках — мавзолей Адриана. Это военно-исторический музей. Полукруг мощного фасада с круглой башней укреплен стеной в форме скобы. С изнанки она образует просторный cour d’honneur, в центре которого крошечный нелепейший бюст Сухэ-Батора. Здесь задана ось бульвара, по плану спускавшегося к музею Жукова и улице Мира. Сейчас он застраивается каким-то жильем, у забора срет бронзовая от загара бомжиха, подтирается подолом юбки.

Когда русские несли сюда цивилизацию, тут вряд ли знали, что такое колониальный гнет. В 1960-е, когда русских в Улан-Баторе была ровно половина, на фестиваль народной песни приехал хор специалистов из соседнего Дархана. Они должны были исполнять ораторию собственного сочинения: Скажи «Сайнбайну!» — и я руку тебе протяну!

«Байертай!» — по-монгольски значит «прощай».

На репетицию заглянул сотрудник посольства.

— Надо работать над произношением, — строго сказал он.

— В конце надо петь не «байертай», а «би яртай».

На концерте все шло хорошо, только в финале монголы стали переглядываться. Потом часть прыснула со смеха, а другие демонстративно ушли.

«Би яртай» значило «у вас сифилис».

* * *

«В один местный город приехал фининспектор и разослал населению налоговые декларации. Утром проснулся, вышел за дверь юрты. Города нет. Город уехал ночью. Говорят, его (город) видели потом в ста верстах».

* * *

Сегодня день, ради которого мы тащили сюда кофты и джемперы, напуганные рассказами о холодных вечерах после дневного зноя, когда плывешь в мареве, медленно и ровно, плавный дрейф, эйфория пива вечером. Сегодня с утра прохладный ветер, по небу бегут тучи, погода осенняя.

Хотя мы уже почти две недели в Улан-Баторе, есть повод задержаться дома и полистать памятку туристу. Никогда не поздно научиться вести себя прилично. И самое время узнать, что мы успели натворить.

Во-первых, тут два шаббата: во вторник и субботу нельзя ездить, строить и готовить. Похоже, мы уже на заметке у местного ФСБ. Правда, мы всегда подробно отвечаем на вопросы любопытных прохожих, которые вдруг посреди улицы расспрашивают, кто мы, откуда, женаты ли. Анкета на три пункта. Наведя справки, интервьюер удаляется без лишних комментариев. Открытость должна сгладить нашу вину.

Кроме того, мы старались не наступать на порог, и тем более не стоять в дверях, о чем были предупреждены еще до поездки. Этого здесь никогда не простят. Пока ни разу мы не садились на стол, не вертели шляпу на пальце, не отказывались от угощения, не показывали фигу, не гладили котов и не обманывали беременную женщину, чем могли расстроить ребенка. Каким-то чудом мы избежали серьезных осложнений. Тур-инструктор остался бы нами доволен. Единственное упущение — мы никогда не берем с собой конфеток или орешков, чтобы угощать новых знакомых. Турфирма настоятельно рекомендует это делать.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза