Записки командира штрафбата

Мой друг полковник Токарев, отправляясь на учёбу в Академию Генерального штаба, написал приказ по дивизии об освобождении Ермишева И. Г. от должности по возрасту и о моём назначении командиром 506-го стрелкового полка, но не довел дело до конца. Ермишев негодовал.

Вообще в полку обстановка неважная сложилась. Война еще не кончилась, а все уже начали праздновать… А я должен командовать, воевать.

Новый, 1945 год встретили. Приходит вторая партия офицеров, я им: товарищи, разойтись, Новый год уже прошел. И всех распустил. Многим это, конечно, не понравилось. Мне просто позорно все это было. Я буквально рвусь вперёд. Никаких! А после отъезда Токарева мне в дивизии не на кого было надеяться. И я решил после госпиталя в полк не возвращаться. В госпитале пролежал довольно долго, обострились все болезни: гастрит, бронхит, головные боли от контузий. Но я тогда ещё могучий был…

В апреле получил новое назначение. День Победы встретили под Бухарестом. Слышу — стрельба, в соседнем полку вверх идут трассирующие. У нас тишина. Потом в штабе зашевелились — Победа! Выскочили на улицу — тоже давай палить!

После дня Победы все наши части снялись. Мы пошли в Одессу.

* * *

Война закончилась. Я — в резерве, первый заместитель командира полка, в сентябре уже должен был получить звание подполковника. Все мои трофеи — бинокль, два комплекта обмундирования, рубашка и несколько кусков мыла. Деньги ещё на фронте сдал в фонд обороны.

В Одессе я оказался в госпитале. Подлечившись, прозябал в комендатуре округа до ноября 1946 года в ожидании места военного комиссара города Бендеры, откуда меня обещали направить в академию. Но однажды, не выдержав этой волокиты с трудоустройством, я подал рапорт на увольнение из армии, совершив роковую ошибку. Надо было бы додуматься в крайнем случае подать рапорт о направлении меня как художника-профессионала в Москву, в Студию имени М.Б. Грекова, куда принимались художники из военных. Но, увы!

На родине в Барнауле меня пригласили в органы МВД, старшим инспектором по боевой подготовке личного состава краевой милиции. Присвоили звание подполковника милиции. Но эта служба меня не устраивала, и я ушел навсегда от формы и оружия… Долго не мог на одном месте остановиться. Напишу несколько картин, деньги получу, жену, дочь под бок и дальше поехал… Бои сколько снились… И всё же чего-то не хватало после войны… Получил инвалидность 3-й группы, а с начала 1980-х годов 2-ю группу инвалида Великой Отечественной войны.

На гражданке заочно окончил Высшую партийную школу (ВПШ). Потом сельхозтехникум, став добровольцем, директором совхоза на пять лет. Но не нашел общего языка с партийными органами, угнетавшими всю Советскую власть и руководителей предприятий. Я хотел жизнь крестьян поднять. Вдовы фронтовиков с детьми в мазанках жили, как при царе Горохе. Но с райкомом не пошли дела. Неразбериха была в сельском хозяйстве, иррациональность. Секретарь райкома оказался партийным проходимцем, думал только о себе. Надо мной на бюро пытались издеваться. «Все, ребята, — говорю, — мне город лучше. Я — бешеный, не выдержу». На машине шофёров замучил, день и ночь гонял, занимался строительством и финансами.

С 1958 года — в Новосибирске. Тот секретарь райкома жил в соседнем доме. Встретились на улице, он улыбается:

— Это же прошло всё!

— Нет, не прошло. Вы вредитель, а не руководитель!

Я непримиримый. И в райком, горком с тех пор не заходил.

В Новосибирске я работал по строительству, в 1974–1979 годах был директором Новосибирского творческо-производственного комбината Союза художников РСФСР.

Тридцать лет у меня отняла рукопись исторической трилогии «Повести трудных годин», которая была одобрена Барнаульским книжным издательством. Но времена изменились, и книга о Гражданской войне на Алтае не увидела свет…

О войне 1941–1945 годов можно было бы вспоминать без конца. И чего только там не было. Уму непостижимо!

Приложения [3]

Приложение 1

ВЫПИСКА

из личного дела майора в отставке СУКНЕВА Михаила Ивановича о его участии в действующей армии в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.