Записки коменданта Кремля

С Саблиным они быстро нашли общий язык. Вообще-то говоря, Саблин был по натуре не плохим парнем – пылким, непосредственным, хотя и ввязался в левоэсеровскую авантюру и даже играл активную роль в мятеже. Ему было всего 25–26 лет, не больше. Он потом пересмотрел свои позиции и перешел к нам. В годы гражданской войны сражался в рядах Красной Армии, командовал дивизией. Рассказывали, воевал неплохо.

Не такой была Спиридонова. Устинова и Колегаева она и слушать не хотела. Наоборот, после каждого их посещения Спиридонова накидывалась на охрану с новой энергией, подбивая часовых устроить ей побег или хотя бы передать письмецо ее сообщникам.

Особенно усилился натиск Спиридоновой с конца сентября, когда на смену сдержанным, неразговорчивым латышам на охрану Кремля пришли общительные, задорные курсанты.

Наряд часовых для охраны Спиридоновой из числа курсантов я подбирал сам, брал только коммунистов, бывших рабочих и лично всех инструктировал. Подчеркнув лишний раз, что представляет собой Спиридонова, какой вред она принесла Советской власти, несмотря на свое революционное прошлое, я предупредил часовых, что она будет пытаться их обрабатывать, и строго-настрого приказал докладывать мне обо всем, что вызовет подозрение.

Прошло несколько дней, и в комендатуру явился один из часовых, молодой интеллигентный парень, бывший питерский металлист, видом напоминавший сельского учителя.

– Товарищ комендант! Переведите вы меня на другой пост, замучила, проклятая!

Спиридонова, оказывается, облюбовала несчастного парня и повела на него сокрушительные атаки. Стоило ему встать на пост, как она приоткрывала дверь и начинала его агитировать.

Принимая его за интеллигента из крестьян (чего он не опровергал), Спиридонова всячески порочила Советское правительство и большевиков, якобы ввергающих крестьянство в пучину бедствий, и каждый разговор заканчивала требованием, чтобы он помог ей «вернуться к революционной борьбе», установить связь с «подлинными революционерами», то бишь с эсерами.

Пока часовой рассказывал, у меня созрел план. Я его перебил:

– Знаешь что? Раз она так пристает, соглашайся.

Часовой опешил:

– Как соглашаться? Вы шутите?!

– Вовсе не шучу. Соглашайся, брат, соглашайся! Не сразу, конечно, а постепенно. Спиридонова – стреляный воробей, на мякине ее не проведешь. Заявишь себя сразу ее сторонником – не поверит, замолчит. А ты так; сделай вид, что поддаешься ее агитации, уступаешь. Попросит передать письмо – согласия по началу не давай. Боязно, мол, опасно. А там – махни рукой: ладно, была не была, попробую! Понял? Тут вести себя тонко придется. Сумеешь?

– Суметь-то сумею, только прок какой?

– А такой: начнет Спиридонова давать тебе поручения, значит, назовет своих сообщников.

Понял? Часовой оказался парнем сообразительным, смелым и расторопным. Мысль повернуть против Спиридоновой и ее сообщников то самое оружие, которым она хотела бороться против Советской власти, его увлекла, и, поразмыслив, он с охотой взялся выполнить мое поручение.

– Хорошо, – закончил я разговор, – так и договоримся. Только первое – молчок. Никому ни слова. Второе – пока ничего не предпринимай, жди дополнительных распоряжений. Отпустив часового, я поехал к Феликсу Эдмундовичу и все ему рассказал. Он одобрил мой план, и на следующий день я вызвал часового и дал ему указание приступать к действиям.

С самого начала все пошло как по маслу. Самовлюбленная, истеричная Спиридонова сама верила в силу своей агитации и ничуть не удивилась, что «наивный сельский учитель», «случайно попавший» в большевистские часовые, начал быстро ей поддаваться.

Очень скоро торжествующий часовой явился ко мне с письмом, вернее – короткой запиской, написанной Спиридоновой. Сама по себе записка интереса не представляла, но, вручая ее часовому, Спиридонова указала адрес конспиративной квартиры левых эсеров, куда следовало отнести записку, и назвала пароль. А это уже кое-чего стоило.

Феликс Эдмундович, выслушав с интересом мой доклад, задумался.

– Что же, товарищ Мальков. Начнем, пожалуй, игру.

Он велел немедленно сфотографировать записку и вернул ее мне.

– Отдай часовому. Пусть идет по адресу и передаст записку. Может, получит и ответ. Посмотрим.

На следующий день я снова был у Дзержинского уже с ответной запиской, полученной часовым у эсеров. В тот же вечер часовой, заступив на пост, передал эту записку Спиридоновой.

Так и пошло. Часовой регулярно получал от Спиридоновой записки и так же регулярно приносил ей ответы, а ЧК получала обширную информацию о нелегальной деятельности эсеров.

Долго, однако, продолжаться это не могло. Рано или поздно эсеры заподозрили бы часового и попытались бы ему отомстить. Поэтому, когда, однажды явившись ко мне, часовой заявил, что он замечает со стороны эсеров недоверие, я решил, что пора кончать. Получив разрешение Феликса Эдмундовича, я через день перевел часового на другой пост. Игра была окончена. Очередная попытка Спиридоновой наладить конспиративную связь с эсеровским подпольем вновь обернулась против самих же эсеров.