Читаем Записки конструктора-оружейника полностью

Действительно, работать нам пришлось до утра. Не было опыта хромирования именно посадочного места. То лишнее наплавляли, то мало оказывалось. Когда отхромировали наконец по требуемым размерам, можно было надеяться, что «пригорание» больше не повторится.

Положили стволы в чемодан, из которого, оказывается, Крупин вытряхнул в гостинице свои личные вещи, и отнесли его в машину. Гудел, словно встревоженный улей, восточный базар рядом с мечетью Биби-ханум, возведенной когда-то Тимуром в честь своей красавицы жены. Я тронул за плечо Малимона:

— Александр Андреевич, я думаю, не грех после ночных трудов и арбузом полакомиться, и знаменитой пахучей мирзачульской дыни попробовать. Не возражаешь?

— Предложение принимается, — весело сказал сидевший на переднем сиденье Малимон, тряхнув своей густой шевелюрой.

Мы пройтись вдоль аппетитных рядов, заполненных восточными дарами природы. Гранаты и алыча, персики и айва, круглые мячики сливы «кок-султан» и ароматные, тающие во рту груши, грецкие орехи и розовые, величиной с небольшой арбуз, «юсуповские» помидоры... Все это богатство предлагалось на выбор, громко нахваливалось. Но мы искали арбузы.

Впрочем, искали — это слишком сказано. Горы дынь и арбузов занимали всю территорию, свободную от прилавков. Мы взяли один, огромный, килограммов на десять, арбуз, пару увесистых дынь, положили их в машину и, лавируя между повозками и подъезжающими к базару на осликах дехкан, стали выбираться на дорогу, ведшую к обсерватории Улугбека и дальше, к бурной, с обжигающей ледяной водой реке Зеравшан. Ехали в предвкушении полакомиться сочной, сахаристой арбузной мякотью. Чемодан со стволами я держал на коленях.

Перед самым мостом через реку из-за поворота нам прямо под колеса по встречной полосе выскочил велосипедист. Водитель взял круто вправо, и машина пошла под откос. Кустарником с нее содрало тент, погнуло державшие его дуги, от ударов изуродовались крылья. Машина опрокинулась набок, и из нее посыпались на землю дыни и так тщательно вроде бы оберегаемый нами арбуз. Он стукнулся по пути о камень и раскололся на много алых кусков. Чемодан же со стволами я сумел удержать в руках.

Все обошлось более-менее благополучно, если не считать полученных нами синяков и шишек да изрядно побитой машины.

— Вот и арбуз разрезать не надо, — грустно пошутил Александр Андреевич, протягивая мне кусок. — Весь не съедим, так хоть попробуем, каков он на вкус непосредственно в аварийной ситуации.

До части мы добрались своим ходом. Привели себя в порядок, доложили председателю комиссии о выполненной нами работе, о готовности продолжить испытание образцов. А командиру части, выделившему нам транспорт, я сообщил, что солдат-водитель в повреждении автомашины не виноват.

На следующий день на учебный центр, где испытывались пулеметы, с самого утра легла знойная духота, и даже обычно прохладный ветерок, дувший с гор, не приносил свежести. Стволы изделий после нескольких сотен выстрелов начинали краснеть, становились раскаленными. Шло испытание тем самым «горячим» патроном. Поступила команда снять стволы. Солдаты отвели в заднее положение раму с затвором, сдвинули до отказа влево замыкатель и свободно отсоединили стволы. «Пригорания» не было обнаружено ни у одного из испытывавшихся образцов.

А количество выстрелов росло до 20, 30 тысяч. Все наши пулеметы работали нормально. Впрочем, и у наших конкурентов ни один из образцов не дал сбоя, пока условия испытаний вновь не усложнили. Солдатам, стрелявшим из пулеметов, дали команду опустить оружия в арык, в воду, в которой, пожалуй, было больше ила, чем воды. В притопленном состоянии изделия поволокли. Потом последовала команда «На берег, огонь». И солдаты вновь начали стрельбу. Из наших образцов сразу открыли автоматический огонь, а у конкурентов пулеметы зачихали одиночными выстрелами.

Представитель из соперничающего с нами КБ начал заметно нервничать. Замочку в арычной воде повторили. И вновь чихание образцов у них и нормальная автоматическая стрельба у нас.

Вечером в номер принесли телеграмму. Не зная, в какой гостинице я живу и ее адрес, находчивый Коряковцев отправил депешу в Самарканд по номеру телефона, сообщенному мной ему сразу после приезда в город.

«Связь прервана. Дела идут хорошо. Отр. друзей выдержал только 7,5. Упражнение, скорость, эффект выиграли. Позднее попытаюсь связаться. Получением телеграфируйте. Всего хорошего, Ливадий».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное