И все чаще приходила мысль: имею ли я право ехать домой, когда могу внести посильный вклад в создание нового образца стрелкового автоматического оружия? То, что левая рука плохо слушается, еще не повод для отдыха, пусть и по ранению. А если остановиться на железнодорожной станции Матай, в депо, где начинался мой рабочий путь? Там хорошие мастерские, добротные станки, есть необходимый инструмент, материалы. Наверное, остались и некоторые из тех рабочих, с кем рядом довелось в свое время трудиться.
Так думалось мне в пути, пока поезд уносил меня в родные места. Состав уже шел по Казахстану. И, чем ближе подходил он к станции Матай, тем больше крепла во мне уверенность сойти именно там. Но не исчезало и желание повидать родных, хотя бы на несколько дней заглянуть в родную Курью, узнать, как живут мои близкие, где и как воюют братья, односельчане..
И все-таки до Курьи я не доехал. Сошел на станции Матай и сразу направился к начальнику железнодорожного депо. Он оказался моим однофамильцем, человеком на первый взгляд довольно неприветливым, хмурым, с красными от недосыпания глазами. Меня поначалу, как только зашел к нему, даже робость охватила. Выглядел я, наверное, не очень браво: в помятой в дороге шинели, с перебинтованной рукой на перевязи, с тощим вещмешком за плечом. Но больше всего его поразила моя просьба: оказать незамедлительно помощь в создании макетного образца задуманного мною в госпитале, пистолета-пулемета.
По меркам военного времени, как сейчас представляю, за одну только эту просьбу он мог направить меня в некоторый из наших компетентных органов, чтобы разобрались, откуда такой «фрукт» взялся, для чего ему понадобилось оружие изготовить. Но, видно, у моего однофамильца был по-настоящему разумный взгляд на действия каждого человека, и он не принимал решения сгоряча. Узнав, что я еще до армии работал в депо учетчиком, Калашников совсем растаял, усадил меня на стул, стал расспрашивать о фронтовых делах.
Внимательно выслушал все, что я рассказал ему о моих планах создания образца оружия. Посмотрев эскизные наброски, начальник депо, видимо, уловил главное: человек, сидевший перед ним, одержим поставленной перед собой целью, стремлением сделать все от него зависящее для достижения победы над врагом.
— А где же я тебе людей возьму? — тяжело вздохнул начальник депо. — Многие у нас прямо в цехах, на паровозах, ночуют, чтобы время на дорогу домой не тратить. А у тебя всего одна рука рабочая. Выход вижу один: оказать тебе помощь, не отрывая специалистов от основного производства. Но тут уж нам надо поговорить с людьми: кто какие может резервы времени найти.
Порешили мы с ним, что в опытную группу необходимо ввести слесаря-сборщика, токаря-фрезеровщика, электрогазосварщика, испытателя. Мне казалось, такого количества людей будет достаточно для работы над образцом. Представлялось, техническую, инженерную сторону дела выполню сам. Это была наивность человека, еще не отдававшего себе отчета в том, насколько сложна, трудна именно та часть, которая называется у конструкторов отработкой чертежей. После беседы с начальником депо представился районному военкому и доложил о цели моего приезда.
Рабочие депо с энтузиазмом откликнулись на просьбу — помочь солдату-отпускнику в создании оружия. Многие из них готовы были трудиться и ночью. Особую радость я испытал, когда в одном из рабочих узнал своего давнего знакомого Женю Кравченко. Еще до войны вместе с ним трудились в депо. Хотя мы не были близкими друзьями, но он запомнился мне как отзывчивый, добросовестный человек, умевший на токарном и фрезерном станках творить чудеса. Мы нередко встречались и позже, после моего перехода в политотдел железной дороги, куда я был направлен по рекомендации деповской комсомольской организации. Там я работал техническим секретарем. Женя был активным комсомольцем, общественником.
И вот трудности — как разрабатывать рабочие чертежи на отдельные детали, узлы, в целом на образец? Обратились в техническое бюро. А там работали одни женщины, не имевшие ни малейшего представления о конструкциях оружия. Тем не менее они были полны желания как-то нас выручить и делали все возможное, чтобы чертежи появлялись.
Женщины есть женщины. Они и наименования деталям, на которые выполняли чертежи, давали ласковые, домашние, исходя из конфигурации, — «ласточка», «зайчик». Одну из деталей назвали «мужичок»: у многих ведь мужья, сыновья, любимые парни сражались на фронтах Великой Отечественной. Тоска по ним, тревога, неизбывная грусть прорывались постоянно.
Давали деталям и паровозные названия: сказывалась специфика железнодорожников. В конце работы над образцом я уже заменил наименования деталей, узлов на настоящие, оружейные, но еще долго большинство из нашей группы пользовались теми, что родились в ходе работ.