Читаем Записки конструктора-оружейника полностью

И вот новая встреча с главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым. Сижу рядом с ним за обеденным столом в служебном вагоне. Посуду уже убрали. Мы ведем неторопливую беседу под перестук колес.

Не утаил я от Николая Николаевича то, как, дорабатывая автомат после первого тура сравнительных испытаний, мы многие детали, даже узлы, сделали заново, перекомпоновали образец, что в немалой степени помогло нам выполнить эту дополнительную работу своевременное поступление средств.

— Да, хитро поступили, — согласился со мной Воронов. — Теперь внимательно проанализируй все замечания, предложения войсковых товарищей. Они помогут тебе окончательно довести конструкцию. Старайся чаще бывать на боевых стрельбах и учениях, в одной цепи с солдатами. Дегтяреву и Симонову труднее это сделать, а ты должен быть легким на подъем. — Николай Николаевич вдруг чисто по-деревенски провел несколько раз ладонью по столешнице, словно разглаживая складки скатерти, и продолжил: — С тобой, сержантом, к тому же все будут откровеннее, искреннее. И не обижайся, если какие-то замечания станут бить по твоему самолюбию, не задирай носа.

Должен отметить, что это была удивительно доверительная беседа старшего с младшим. Жизнь еще не единожды сводила нас с Вороновым. Последняя встреча состоялась у него дома, в Москве, незадолго до его кончины.

Он тогда подарил мне свою книгу военных мемуаров, делился новыми творческими планами. Вспомнил, что собирался со мной на охоту, да так вот и не выбрал времени посмотреть, как я держу в руках охотничье ружье...

А пока мы вместе ехали в войска. Видимо, сама обстановка располагала к доверительности, и Николай Николаевич от разговора об оружии перешел к недавним событиям, в которых ему довелось принимать непосредственное участие, — гражданская война в Испании, Великая Отечественная война. Понимаю теперь, что в его словах было немало недоговоренного, глубинных размышлений, да и сидел перед ним старший сержант, перед которым многое, что таилось в душе, не откроешь. Но у меня осталось от той беседы неизгладимое впечатление. Я увидел в Воронове не просто военного в маршальской форме, известного военачальника, приказами вершившего судьбы людей, а человека, который умеет сопереживать другим.

На следующий день прибыли на место. Каждому из нас, конструкторов, отвели отдельную комнату, приспособленную для того, чтобы мы могли и работать, и отдыхать. Воронов решил сам представить нас солдатам, сержантам и офицерам, участвовавшим в войсковых испытаниях новых образцов оружия.

И вот мы идем по плацу. Впереди — главный маршал, чуть сзади — Дегтярев, Симонов и я.

— Перед вами, товарищи, — создатели нового оружия. Со многими образцами генерал-майора Дегтярева вы уже знакомы, в бою проверяли и полюбили как надежных друзей. Сейчас вы будете испытывать его новый пулемет, — произнес Воронов.

Представив Василия Алексеевича, главный маршал взял под руку Симонова.

— Конструктор Симонов известен вам как создатель автоматической винтовки, противотанкового ружья, других интересных образцов. Для войсковых испытаний он привез партию усовершенствованных конструктивно самозарядных карабинов.

Тут Николай Николаевич прервал свое представление и, немного помолчав, шагнул ко мне. Дальнейшие его действия оказались неожиданными и для стоящего в строю личного состава, и особенно для меня. Главный маршал подхватил меня руками и неожиданно приподнял.

— А вот старший сержант Калашников, теперь его пора называть конструктором: в полном смысле этого слова, прибыл сюда, чтобы узнать ваши пожелания по дальнейшей доработке своего автомата.

Признаться, я был ошеломлен, покраснел, как говорится, до ушей. Обстановку разрядили аплодисменты, раздавшиеся из строя. Громче всех аплодировали солдаты и сержанты, выражая, как я понимаю, тем самым одобрение, что и среди конструкторов, оказывается, есть их ровня.

Наверное, именно этот эпизод, случившийся по воле Воронова, в немалой степени помог мне потом очень быстро находить, общий язык с теми, кто испытывал автоматы,

С самого первого дня работы в войсках я не расставался с карандашом и блокнотом. Увидев меня на стрельбище, Воронов напомнил:

— Записывай, сержант, все подробно, не надейся на свою молодую память: и она может подвести.

Стрельба велась на различных рубежах дальности. Трассирующие пули то и дело вычерчивали траекторию полета. Воронов переходил от одного огневого рубежа к другому. Его интересовала буквально каждая мелочь, касающаяся боевых свойств нового оружия. Все шло как будто хорошо. И вдруг на одном из рубежей подошел ко мне солдат. Главный маршал, заметив это, подозвал нас к себе:

— Давай-давай, сынок, выкладывай начистоту, что тебе не нравится в новом автомате?

Солдат повернулся в сторону Воронова.

— Нет-нет, не мне рассказывай, а конструктору оружия. Ему все надо знать, — уточнил Николай Николаевич.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное