Записки купчинского гопника

– Обязательно, – говорил он. – Только нужно, чтобы тема в голове отлежалась. А чтобы лучше отлежалась, я пока спущусь к Кержакову водочки выпью.

Возвращался главный редактор ближе к ночи.

– Чем вы тут занимаетесь? – кричал главный редактор. – Уволю всех к чертовой матери! Такую газету испоганили! Из конфетки сделали говно!

Надо сказать, он был прав. Утром, с похмелья, он совсем не мог на газету смотреть, а вечером глаза раскрывались. Тем не менее помощница главного редактора брала его в охапку и уносила домой. Потом они и жить вместе стали.

Но главного редактора сослали в Москву. Поднимать московскую редакцию. До подъема в столице продавалось по три тысячи газет ежедневно. После подъема и модернизации стала продаваться тысяча.

Я говорил, что продажи надо довести до 999 экземпляров. Тогда издание можно не регистрировать, и никакой закон нам не писан.

Зато главный редактор развелся с женой и женился на помощнице. Она родила ему ребенка. Говорят, он остепенился. Хоть какой-то прок от этой газеты.

А я работал литературным редактором. Пытался переписать хоть сколько-нибудь по-русски то, что сочиняли наши журналисты. Они русским языком не владели. В нашем спорте сейчас много иностранцев. Иностранными языками наши журналисты владели. Я сам слышал, как они разговаривают по-английски, по-чешски и по-французски. А русским совсем не владели.

Отличительные черты спортивного журналиста – безграмотность и серость. Не всех, конечно, но почти всех.

Один раз мой напарник правил текст про бобслей. Скучный текст. Потому что про бобслей интересно не напишешь. И напарник со скуки вставил в текст фразу: «Из такого виража не вырулил бы даже Козлевич».

Автор текста, разумеется, не читал «Золотого теленка». И фильм не смотрел. Он пришел с претензией:

– Какой еще Козлевич? Чего ты мне ерунду всякую вписываешь?

– Адам Козлевич – это польский бобслеистист, – невозмутимо ответил мой напарник.

Автор, пристыженный, ушел.

Под вечер вернулся. Бледный, измученный, с кругами под глазами.

– Я обшарил весь интернет, – сказал он. – В сборной Польши по бобслею нет Козлевича.

– Значит, я напутал, – сказал мой напарник.

Автор бобслейного текста настрочил кляузу гендиректорше.

– Что еще за Козлевич? – спросила она моего напарника, вызвав к себе в кабинет.

– Вы тоже не знаете Козлевича? – удивился напарник.

– Я не обязана знать всех польских бобслеистов, – гордо ответила гендиректорша, вскинув голову.

– Козлевич – это персонаж из «Золотого теленка».

– А что такое «Золотой теленок»? – спросила гендиректорша.

– Вы серьезно? – спросил мой напарник.

Гендиреторше стало неловко.

– «Золотой теленок» – это, наверное, такой приз для бобслеистов? – предположила она. – Как «Золотой мяч» для футболистов?

– Типа того, – не стал спорить напарник.

– Видите, – не без гордости заметила гендиректорша, – я тоже кой-чего в спорте понимаю.

Несмотря на полное незнание русского языка, наши авторы писали заковыристо. Изящно. Их не смущало, что каждое предложение в тексте могло начинаться со слов «После того как». «После того как судья дал свисток, началась игра. После того как красные перешли на половину поля синих, синие отошли на свою половину. После того как красные подали с фланга, они забили гол. После того как синие разыграли мяч с центра поля, красные перехватили мяч». И так 18 предложений.

Зато ни один автор никогда не написал бы дважды пошлое слово бразильцы. В поиске синонимов их фантазия, словно олимпийская идея, не знала границ. Бразильцы были: южноамериканцами, желто-зелеными, пентакампеонами, кудесниками мяча, соотечественниками Пеле, уроженцами страны кофе и мулатов и даже – совсем загадочное – мастерами футбольной ламбады.

Был чемпионат мира по футболу. Играли японцы с австралийцами. Отчет о матче поручили написать мальчику, который считал, что в русскую литературу новый Гоголь явился. И этот Гоголь – он.

Отчет был таким: «В первом тайме разъярившиеся самураи своими ятаганами в куски искромсали австралийских кенгуру». Таким образом автор хотел сказать, что первый тайм закончился со счетом 1:0 в пользу сборной Японии. Очень образно, хотя не очень ясно, откуда у самураев взялись ятаганы, которыми, как известно, воевали турецкие янычары.

Далее следовало продолжение. «Во втором тайме кенгуру, оправившись (это после того как их ятаганами в куски искромсали!), копытами размозжили головы расслабившимся самураям». Сей пассаж означал, что во втором тайме австралийцы перехватили инициативу и выиграли 3:1.

Представьте себе картину. Сидит себе под сакурой расслабившийся самурай. Пьет сакэ. И вдруг – откуда ни возьмись – появляется безумный кенгуру и копытом выписывает ему прямо в бубен. Тут, япона мать, и харакири не поможет.

По странному стечению обстоятельств, каждый автор считал себя гением, а газету – полным фуфлом. Поэтому к себе они относились трепетно, а к работе – достаточно безразлично.