Записки купчинского гопника

– У нас полно таких школ.

– Я училась в центре и никогда таких школ не видела.

Пошли смотреть.

– Эта школа была жутковатой даже по купчинским меркам, – объяснил я. – Один раз замещать урок по русскому языку пришла молоденькая учительница. Мы с приятелем играли в ножички на парте.

– Прямо на парте?

– Прямо на парте. Учительница подскочила и потребовала прекратить.

«Отстань», – сказал ей приятель. «Ты еще маленький мне хамить», – завизжала учительница. «Маленький у тебя в штанах», – спокойным тоном ответил приятель.

– Ерунда какая-то, – возмутилась Жанна. – Так можно сказать мужику, а в отношении женщин эта присказка не имеет смысла.

– Согласен. К тому же учительница была в юбке. Мы все осудили приятеля за неграмотность. Другой приятель любил жевать обложки от тетрадок за три копейки. Зеленые такие обложки. Он жевал их целый урок. Потом выплевывал содержимое в ладонь. От одного вида этого месива пробирала тошнота. Приятель размахивался и запускал эту дрянь в доску. Рикошетом от доски она попадала точно в физиономию физичке.

– Хватит, – прервала меня Жанна. – Скажи лучше, как тебе приходилось в этой школе?

– Сначала трудновато. Я же был новеньким. Два раза пришлось подраться. А потом – нормально. Подружился почти со всеми гопниками. И даже временами ходил вместе с ними сидеть у парадной и слушать магнитофон в полиэтиленовом пакете.

– Помню, – обрадовалась Жанна. – Никогда не понимала, почему магнитофон нужно было носить в пакете.

– Этого никто не понимал. Здесь нелепо искать логику. А почему мушкетеры носили шляпы с перьями?

– Вы не носили шляпы с перьями.

– Шляпа с пером не очень подходит к ватнику и кирзачам.

– Ты носил ватник и кирзачи?

– Всего один раз. Меня донимали вопросом, почему я не одеваюсь согласно правилам. То есть в ватник, кирзачи и солдатский ремень. Я понимал, что оскорбляю людей своим пренебрежением к их обычаям и традициям. Между нами рвались духовные скрепы. И я надел ватник. Надел сапоги, причем не кирзовые, а хромовые, которые считались круче. И подпоясался морским ремнем, доставшимся от дяди. «Почему всегда так не ходишь?» – спросили знакомые гопники. «С этими вещами слишком много связано, чтобы носить их каждый день», – мрачно сказал я. Они понимающе кивнули.

– Терпеть не могу гопников.

– Я тоже гопник.

– Ты?

– В душе гопник. Между прочим, у гопников был свой кодекс чести. Скажем, они никогда не тронут тебя, если ты идешь с девушкой. Если ты проводил ее и возвращаешься один, могут и навалять. Если с двумя девушками – тоже могут. Но если с одной – никогда.

– Что-то мне не верится, – сказала Жанна.

– Напрасно.

– Эй, красавица! – раздался голос позади нас.

Мы обернулись. Трое уродов пялились на нас и ржали. Всем лет по двадцать. Тупые наглые хари.

– А ты, лопух, чего обернулся? – спросил меня крайний слева. – Ты тоже, что ли, красавица?

– Чего надо? – спросил я.

– От тебя ничего, – сказал урод, который стоял по центру, и попытался схватить Жанну за руку.

Она отшатнулась.

– Ну чего? – крикнул мне урод слева и встал в боевую стойку.

Я тоже попытался встать в какую-нибудь позицию.

В этот момент Жанна подскочила к железной ограде и с размаху разбила об нее пивную бутылку.

– Пошли вон отсюда, недоноски, – сверкая глазами, закричала Жанна, сжимая в руке «розочку».

Она была дьявольски красива. Как я сразу не заметил? Впрочем, меня можно простить. Смазливые девчонки красивы, когда улыбаются, но истинная красота проявляет себя в гневе. Только в гневе.

Уроды, кажется, тоже осознали, что красота – страшная сила. Они попятились, развернулись и быстрым шагом зашагали прочь. Жанна подошла к урне и выкинула «розочку».

– Говоришь, никогда не тронут, если идешь с девушкой? – смеясь, спросила она.

– Времена меняются. И люди меняются вместе с ними.

Жанна невесело усмехнулась.

– И кто из нас гопник? – спросил я. Просто так спросил. Потому что нужно было чего-то сказать.

Жанна не ответила.

Мы молчали.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросила Жанна, которой, видимо, тоже хотелось чего-то сказать.

– Вчера Артур рассказывал мне про Борхеса.

– Артур? Про Борхеса?

– Я сам удивился. И тем не менее – рассказывал. Борхес уверял, что в мире существуют только четыре сюжета. За сегодняшний день я прожил все четыре.

– Нельзя ли поподробнее?

Я собрался с мыслями:

– Первый сюжет – это поиск. Ясон, плывущий за золотым руном, и тридцать персидских птиц, пересекающих горы и моря, чтобы увидеть лик своего бога – Симурга, который есть каждая из них и все они разом.

– И что?

– А то, что мы сегодня, подобно Ясону, весь день искали эту гребаную Аллею блогеров.

– Которая оказалась каждым из вас?

– Не будем вдаваться в детали. Второй сюжет – осажденный город. Троя, обреченная огню и мечу. И мы, осажденные в кабаке гастарбайтерами, которых обидел этот полудурочный шофер. Третий сюжет – возвращение. История об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке, и обо мне, после дня скитаний по кабакам и помойкам пришедшем к родному…

– Понятно. Какой четвертый сюжет?

– Самоубийство бога.