Записки Ларионова

Дома меня встретил Нольде.

– Вы слышали? Умер Кострицкий.

– Как умер? Я ничего об этом не знаю. Когда?

– Вчера.

– Что с ним случилось?

Нольде замялся.

– Собственно говоря, он повесился, только никому об этом не говорите. Все знают лишь, что его хватил апоплексический удар.

– Да что это он! Кто бы мог подумать! Всех смешил, а сам… Ничего не понимаю.

Нольде вздохнул и пожал плечами.

– Думаю, по пьянству. Разве в трезвом виде такое замыслишь? Завтра панихида и похороны. Жара!

Вечером я снова пошел к Ситникову. Я думал, что, может быть, чем-то смогу помочь им.

Все двери были открыты. Не было слышно ни звука. Я поднялся по лестнице, прошел в прихожую, оттуда в гостиную, в комнату к литвину – везде было пусто. Я прошел дальше и вдруг увидел Ситникова. Степан Иванович сидел в кресле, подложив под голову руку, и держал в зубах чубук давно погасшей трубки. Он смотрел в одну точку, куда-то за окно, и даже не поднял на меня глаза, когда я подошел.

– А где же Екатерина Алексеевна? – спросил я.

– Где ж ей быть? Дома.

– Как дома? Что произошло?

– Ничего особенного. Я отвез ее домой. Я сказал ей, что не хочу губить ее жизнь.

Я даже не нашелся сначала, что сказать.

– Теперь я вижу, Степан Иванович, – выговорил я, – что вы действительно сумасшедший. Да-да, самый натуральный. Прощайте! – И я выбежал вон из комнаты.

Сам не понимая толком зачем, я отправился на Грузинскую. У дверей меня встретил швейцар Крылосовых, добрый малый, которому я часто давал на водку. Он не только не улыбнулся мне по обыкновению, но насупился и, стоя в дверях, смотрел куда-то за мое плечо.

– Екатерина Алексеевна дома? – спросил я.

– Барышня у себя, но вас пускать не велено.

– Что ты мелешь? Поди передай ей, что пришел Ларионов.

– Неужто я не узнал вас, Александр Львович! Да только она сама вас пускать-то и не велела!

Я дал ему на водку, потрепал по плечу и побрел оттуда прочь.